- Хоть сдохни! - услышала Катя бурчание, доносившееся из ванной. ("Ничего, ничего, пусть побурчит, лишь бы не плакала".)
Царева выбрала верную тактику. Легкомысленная с виду, Наташа Богданова была в общем-то очень обязательным человеком. И добрым. Она старалась помочь каждому нуждавшемуся в помощи, если имела такую возможность.
Выйдя на улицу, Богданова пошатнулась.
- Ты чего? - испугалась Катя.
- От свежего воздуха голова закружилась.
- Конечно, если сутками сидеть, не вылезая из постели, еще не то будет! Ноги откажут...
Богданова направилась к своей темно-синей "девятке", которая с той памятной ночи так и стояла во дворе.
- Ты на машине собираешься ехать? - удивилась Катя.
- Ну не пешком же я пойду!
Вчера, выйдя днем на улицу, Царева заметила, что соседки поглядывают на нее с повышенным вниманием.
- Машину никак купила? - не выдержав, спросила одна из них, самая любопытная.
- Нет, это подружкина.
- А-а! То-то я смотрю: стоит и стоит. А это, выходит, не твоя... - с облегчением произнесла тетка.
Народец в их доме с трудом переносил чужое благополучие. С этой соседкой жила внучка, Катина ровесница, и пожилая женщина ревностно следила за тем, чтобы у кого-то, не дай бог, не было чего-то лучшего, чем у ее раскрасавицы внучки.
Сейчас соседка тоже находилась на своем боевом посту: она неодобрительно покосилась на Наташину шубку - и поджала губы.
- Публика тут у вас... - невольно улыбнулась Богданова, заметив косой взгляд.
- Нравы вороньей слободки, - вздохнула Катя.
- По-моему, эту тетку сейчас кондрашка от злобы хватит.
- К счастью, не все здесь такие. Мамина подруга, тетя Нина, она в квартире напротив живет, про завист-ливых людей говорит так: "Что такое для них счастье? Счастье - это не когда он корову купил, а когда у соседа свинья сдохла".
Наташа впервые за все последнее время рассмеялась:
- Здорово! Надо будет запомнить. Метко сказано.
Они подъехали к терапевтическому корпусу районной клинической больницы.
- Четвертая терапия? - переспросила у Кати в отделе справок пожилая медсестра. - А кто вам там нужен?
- Поздеева, - вместо Кати ответила Наташа.
На лице медсестры появилось странное выражение
- На четвертый этаж подниметесь. Пешком, лифт не работает. Сразу налево, где написано: "Третье хирургическое отделение". Его пройдете до конца. За медицинским постом будет терапия. Таблички там нет, - предупредила медсестра. - Раздевалка временно не работает: затопило. Верхнюю одежду снимете на лестнице и аккуратненько пронесете с собой.
Похоже, в этой больнице не только лифт сломался. Здание имело запущенный вид и давно нуждалось в ремонте: облупленные стены, драный линолеум, растрескавшиеся рамы на окнах - смотреть на все это было тоскливо.
Пока поднимались по лестнице, нанюхались всевозможных запахов. Пахло едой, лекарствами и еще чем-то неприятным. Больные, одетые в принесенные из дому разноцветные халаты, молча провожали глазами двух хорошеньких девушек.
- Господи, какая нищета! - с дрожью в голосе прошептала Наташа. - И здесь вынуждены находиться больные люди, которые нуждаются в лечении и уходе!
Они, не встретив никого из медперсонала, прошли насквозь длинный коридор третьего хирургического отделения и, толкнув стеклянную дверь, оказались в четвертой терапии.
- Вам кого? - тут же остановила их дежурная медсестра.
- К Поздеевой Валентине.
- У нее сейчас мать находится... - Медсестра помедлила, словно хотела еще что-то добавить, но передумала. - Можете пройти. Только недолго!
Девушки подошли к палате.
- Мне как-то не по себе, - пролепетала всегда такая дерзкая Наташа. - Все так странно на нас смотрят.
Они толкнули дверь и оказались в нужном помещении...
Там стояли четыре кровати, две из которых пустовали. На третьей сидела старуха с распущенными волосами и что-то бормотала. На четвертой постели лежала больная. В ногах у нее расположилась посетительница, она почему-то уткнулась лицом в колени.
Валентины в палате Наташа не увидела.
- Мы, наверное, ошиблись... - оглядевшись, начала Богданова. И испуганно смолкла.
Посетительница подняла голову.
- Наташенька? - Она вытерла слезы. - Ты не ошиблась. Это моя Валечка.
Больная открыла глаза и уставилась на девушек.
Наташа едва не вскрикнула от удивления и ужаса. Это на самом деле была Валя Поздеева.
- Не может быть! - невольно вырвалось у Наташи.
Это Валя?! На больничной койке лежала старуха со сморщенным лицом. Наташа помнила, как гордилась своей роскошной прической Поздеева, а теперь... сквозь редкие волосы просвечивала кожа головы. В уголках губ появились заеды. Кожа лица напоминала сухой, тонкий пергамент. Рука, лежавшая поверх одеяла, была костлявой, как у жертвы концлагеря.
- Господи! Ужас-то какой... - Наташа отшатнулась от постели.
- Да, Наташенька, да. - Женщина стиснула зубы и отвернулась. - Она уже несколько дней не встает.
Открылась дверь, и на пороге показалась медсестра с наполненным шприцем в руке.
- Пора делать укол.
Она откинула одеяло, и у девушек болезненно сжалось сердце. На кровати лежал скелет, обтянутый кожей.
Катя закрыла глаза: она не могла этого видеть. Вторая больная, жестикулируя, мычала что-то нечленораздельное.
- Сейчас вам лучше уйти. Я ввела питательный раствор, и она должна поспать, - сказала медсестра.
Наташа стала торопливо вытаскивать из сумки принесенные пакеты с фруктами.
- Да что вы! Этого она не ест.
- Все равно. - Наташа продолжала выкладывать на тумбочку яблоки, бананы, апельсины.
Катя и Наташа вместе с Валиной матерью вышли в больничный коридор. Последняя продолжала плакать.
- Как называется эта болезнь? - тихо спросила Катя.
- Кахексия - крайнее истощение.
- Не думала, что все так страшно... - Наташа прижала пальцы к губам.
- Сначала - анорексия. Ее журналисты еще называют смертельной модой, болезнью несбывшейся мечты. Потом - кахексия. С каждым днем ей становится все хуже и хуже, скоро она меня перестанет узнавать. Я только по выражению глаз понимаю, что она меня видит.
- Что же с ней случилось? - решилась спросить Богданова. - Ведь Валя казалась вполне нормальным человеком! Я хорошо помню ее по прошлогоднему показу "Весна - лето 1999". Она даже была немного полновата.
- Вот с этого все и началось. Вбила себе в голову, что должна похудеть. И непременно быстро. Целыми днями говорила только об этом...
- Да, я помню. Она и тогда, на демонстрации, сильно расстраивалась: считала, что набрала избыточный вес. Я еще пошутила - сказала, что мы не на парижских Днях высокой моды.
Валина мама тяжело вздохнула:
- Она решила иметь идеальную фигуру. Захотела быть лучше всех. Села на диету, а точнее - отказалась от еды. Мучительно борясь с голодом, жевала пищу и выплевывала ее. Пила слабительные и мочегонные препараты. Ставила клизмы, промывала желудок. Все это она проделывала тайком от меня. Я заметила, что она похудела. Валечка радовалась каждому сброшенному килограмму - и продолжала худеть. А тут еще генеральный директор Дома моды, где она работала, похвалил ее: вот, мол, берите пример с Поз-деевой - у нее есть сила воли, а у вас нет!..
Женщина опять горько заплакала.
- Сила воли... Она везде привыкла быть первой, стремилась к лидерству еще в школе. Если бы я знала, чего это ей стоило! Потом она рассказывала мне во всех подробностях, как научилась "насыщаться" взглядом: ходила по продуктовым магазинам, рассматривала витрины, представляла, будто ест все это. Чувство голода немного притуплялось. Иногда она не выдерживала и начинала есть всякую дрянь.
- Зачем?! - вырвалось у Кати.
Губы Поздеевой-старшей скривились в грустной улыбке.
- Чтобы вызвать рвоту. Говорила, что, когда начинала есть, уже не могла остановиться. Ей казалось, что желудок у нее бездонный. И она не могла насытиться.