Его охватило отчаяние. Господи, если бы только… если бы…
Из горьких дум его вывел приход стенографистки — средних лет женщины, тоже в халате и маске, с блокнотом и карандашом в руке. Так. Можно начинать.
Он указал ей на стул и сам сел с другой стороны кровати, поближе к изголовью. Пол и Джоди стояли в изножье.
Рик нагнулся над девочкой, тронул ее за худое плечо.
— Блоссом, — позвал он. Трудно было понять, то ли она спит, то ли без сознания.
Она не отозвалась, и он снова ее позвал, снова легонько потряс за плечико.
Ресницы ее затрепетали, веки поднялись, приоткрыв блеклые, лишенные блеска голубые глаза. Глаза исстрадавшейся души.
— Блоссом, — мягко сказал он, — меня зовут Рик Макбрайд. Начальник полиции Макбрайд из Коппер-Каньона. Ты хотела поговорить со мной?
Она прикрыла глаза, словно держать их открытыми было ей не по силам.
— Да, — прошелестела она. — Я оставила вам своего ребенка.
Рик ничуть не удивился.
— Да, я знаю. Ты можешь рассказать мне о ребенке? Это девочка или мальчик?
На этот раз ее глаза широко раскрылись.
— Разве вы ее не нашли? — в панике спросила она.
Рик погладил ее по плечу.
— Нашел, и дитя чудесное, но я должен быть уверен, что мы говорим об одном и том же ребенке.
Блоссом удивилась.
— А что… женщины часто оставляют своих детей под вашей дверью? — на полном серьезе спросила она.
Рик покосился на Пола — выпуклые глаза доктора блеснули усмешкой. Ничего, он с этим весельчаком поговорит позже.
— Нет, такое со мной впервые, — заверил ее Рик. — Но эти вопросы необходимы, чтобы можно было помочь твоему ребенку. Так кто это — девочка или мальчик?
Ответ, кажется, ее успокоил, и она снова прикрыла глаза.
— Девочка.
— Когда ты ее родила?
Прошло несколько секунд.
— Не помню числа — в тот же день я оставила ее у вас на ступеньках.
Рик глянул на стенографистку — успела ли та записать. Все в порядке.
— Отлично, — сказал он. — Можешь сказать, где ты ее родила?
— В номере мотеля. Я… я потом там все хорошо вымыла, — поспешно ответила она.
Сердце Рика оборвалось; он услышал тихий всхлип Джоди. Черт побери! Да где же те люди, которым положено присматривать за этой девочкой, ведь она сама еще ребенок?
Он откашлялся.
— Ну конечно, — сказал он и взял ее за руку, ту, что была свободна от трубки с физраствором. — Как назывался мотель?
Она опять помолчала.
— Не помню. Я работала там уборщицей. Платили они, конечно… но зато позволили жить там.
Джоди опять всхлипнула. Рик посмотрел на нее: слезы градом лились из ее глаз. Ничего. Он непременно найдет подонков, которые воспользовались больной, беременной девочкой, и сам с ними разберется.
— Блоссом, а где живут твои родители? Где твой дом? Как твое настоящее имя?
Из-под сомкнутых век катилась слеза. Она сжала губы, помотала головой. Сомнений не оставалось: она не станет говорить о своем прошлом.
Врач бросил взгляд на монитор, установленный над кроватью.
— Пожалуй, хватит, — твердо сказал он. — Сил у нее немного.
— Могу я задать только один вопрос, Пол? — встревожился Рик. — Обещаю не настаивать, если ей не захочется отвечать.
Доктор помялся, но кивнул.
— Ну, ладно, только короче.
Рик склонился над кроватью и тихо спросил:
— Блоссом, почему ты оставила ребенка у моего дома и указала в записке, что я — отец?
Она открыла глаза, посмотрела на него.
— Простите… — с трудом расслышал Рик. — Надо же было оставить ее кому-то, у кого есть сердце… Вас… вас в городе знают… Сколько раз слышала, как хвалили, говорили, что добрый… Я все про вас знаю… — Она снова закрыла глаза. Помолчала. — Холостой. Из дружной семьи. Работа хорошая… — Дышать ей становилось все трудней, и она умолкла. — Я… я надеялась… вы подумаете, что вы и есть ей отец, вырастите… или по крайней мере пристроите к добрым людям…
Она зашлась в кашле, и тут выступил вперед врач.
— Все, Рик, — решительно заявил он. — Довольно. Прошу всех покинуть палату. Больной нужен покой.
Стенографистка встала и вслед за Джоди вышла из комнаты, но Рик помедлил. Приступ кашля прошел, Блоссом опять затихла.
Он убрал влажную прядь с ее лба и, склонившись ниже, прошептал на ухо:
— Обещаю тебе, Блоссом, что позабочусь о нашей девочке. У нее будет хороший дом и любящие родители.
Он подчеркнул «нашей», надеясь, что она поймет: он принимает на себя отцовский долг и найдет для своей дочери надежный кров.
И в первый раз за все время тень улыбки скользнула по лицу Блоссом.