— Опять двадцать пять! — хлопнул себя по коленкам папа. — Где, спрашивается, деньги, где разрешение на провоз и содержание Заври?
— Скажем, что это собака, — решила Лиля.
— Ну да, конечно, а то, что у нее, простите, шерсти нет и третий глаз торчит на макушке — это ее личное дело, так?
— Подождите, пусть Вова скажет, — вмешался Ивасик.
— У нас ведь нет этой — экспуляции? — наморщился
Вова. В отличие от Глеба он был не в ладу с мудреными иностранными словами.
— Что ты городишь, Вова? Что за экспуляция? Популяция, что ли?
— Нет, эта — пулуатация.
— Эксплуатация?
— Ну да, конечно. У нас же задаром никто не работает? А сколько раз выступал Завря? На него только все и бежали! Пусть заплатят!
— Неудобно как-то! — поежился Глеб.
— Это мы еще должны платить, что нас взяли выступать ! — горячо поддержала Глеба Лиля.
— Ну, как хотите! Пусть Завря здесь болеет и погибает. Ему, может, море необходимо^ если его камень там был!
— Нужно просто попросить, а не требовать, — вставил Ивасик.
— Своих зверей они кормят, возят, а нашего Заврю кормим мы,— продолжал невозмутимо Вова.— Пусть заплатят на питание.
— Замолчи! — крикнул обиженный Ивасик.
— Подождите, дети, — сказал папа. — Вы хоть знаете, как получают деньги, зарплату? Обязательно должен быть какой- то документ. Зарплату платят по ведомости, а ведомость составляют по штатному расписанию и принимают на работу людей взрослых, с паспортами и трудовыми книжками.
— А теперь могут с двенадцати лет работать, — вспомнила Лиля.
— Но тебе-то исполнится двенадцать только через пять дней.
— А Завре, может, вообще уже пятнадцать лет,— предположил Вова. — По-ихнему.
— Вова, да перестань же болтать чепуху — что у тебя, свидетельство о рождении Заври есть? Кто он вообще такой, Завря? Может, это робот или шпион. Где его документы, скажите мне! Господи, да представьте себе одну его роспись в платежной ведомости.
— Мама, наш папа бюрократ, да? — громким шепотом
спросил Вова. Совершенно чисто и верно сказал он это слово.
Все надулись от сдерживаемого смеха. Но Нина сдерживаться не стала — она рассмеялась так громко, что стекла в окнах зазвенькали.
— Мать! Какой пример ты подаешь внукам! — воскликнул обиженный папа.— Смейтесь-смейтесь,— сказал он остальным. — Не стесняйтесь! Времена уважения к отцам прошли. И когда отец не может обеспечить звонкой монетой развлечения своих детей, они развлекаются, звонко смеясь над ним!
— Прости, папочка! — взмолился Ивасик.— Мы, правда, глупо смеемся. И думаем только о себе. Но и ты, папа, тоже.
— Что — тоже? — насторожился папа.
— Ты прости, папочка, но ты тоже думаешь только о себе. Ну еще о нас. А нужно — о Завре.
— Благодарю за инструкцию,— папа поклонился, развел руками и ушел в ванную.
А делегация младших Гвилизовых отправилась к Сергееву.
И все оказалось точно так, как говорил папа: Завре трудно было заплатить, потому что он не был человеком и неизвестно, был ли подходящего возраста. Но, конечно, Сергеев придумал, что сделать. Во-первых, через пять дней Лиле исполнялось двенадцать лет, и дирекция цирка заключила с ней самый настоящий трудовой договор на несколько выступлений. А во-вторых, все артисты цирка решили сделать одно, сверхпоследнее выступление в городе в пользу Заври, бездомных собак и юннатских кружков. А Завря понял только, что хотят помочь собакам, которым некуда деться и нечего есть, и вместе с художником цирка, Глебом, Лилей, Ивасиком, Вовой и ребятами из юннатского кружка принялся рисовать для последнего выступления группы Сергеева плакаты и лозунги: «СОБАКА — ДРУГ ЧЕЛОВЕКА», «НИ ОДНОЙ БЕЗПРИЮТНОИ СОБАКИ», «СПАСИТЕ НАШИХ МЛАДШИХ БРАТЬЕВ». Каждый рисовал свой лозунг. Лучше всех, оказалось, рисует Вова. А Заврины рисунки, это все признали, походили на какие-то ребусы. Но они были очень красочные и веселые, и всем понравились.
И вот наступило последнее выступление группы Сергеева.
Опять дрессированные животные поражали всех. Опять всех смешил Завря. Сколько бы с ним ни репетировали, он всегда придумывал во время выступления что-нибудь новенькое. На этот раз он сделал вид, что нападает на дрессированных собак, бросал в них деревяшками, а они бросали обратно, направлял на них струю воды, а они выхватывали у него шланг и обливали его, а он от них убегал и прятался в зале.
А последним номером значилась танцующая лошадь. Очень- очень красивые были лошадь и наездница. И лошадь, и наездница сверкали. Над головой лошади были высокие разноцветные перья, и над головой наездницы тоже сверкало высокое перо. Подолом ее лилового, с золотом платья, как попоной, покрыт был круп лошади. Лошадь танцевала танго, старательно переступая ногами вбок. Она кружилась в вальсе и даже, с трудом, но красиво, шла на задних ногах. Ей много аплодировали, так что наездница выехала на лошади еще раз, и лошадь сделала невероятный поклон. И опять зрители аплодировали, но уже слышались крики: «Заврю! Заврю!» Крики становились всё сильнее, зрительный зал уже слитно скандировал: