– Вы прочли в газете о двух парнях, которых сбила машина? – спросил она, когда я выходил из лифта.
– Нет.
– Они подрались из-за какой-то красотки, свалились на мостовую – и их раздавило автобусом. У одного из парней содрана вся кожа с лица.
– Теперь никто не узнает его, – сказал я и открыл свою дверь.
Света стояла у окна. У неё был ключ от моей квартиры, но она практически никогда им не пользовалась. По-видимому, она слышала, как я открыл дверь, но не обернулась. Я с восхищением посмотрел на ее стройную фигурку в элегантном костюме, в ткани которого удачно сочетались белые и красные тона.
– Привет, – сказал я и закрыл дверь.
Загасив сигарету о край пепельницы, повернулась на мой голос и испытующе посмотрела на меня. Не выдержав взгляда, я опустил глаза.
– Разве ты не работаешь сегодня утром? – Подошел и остановился рядом с ней.
– Мне необходимо было увидеть тебя.
– Садись, – пригласил я и указал на диван.
– Надеюсь, у тебя все в порядке.
Света села, некоторое время молчала, словно не зная, что ответить и с чего вообще начать разговор.
– Пока не знаю, – прозвучало весьма неопределенно.
Она взяла вторую сигарету и прикурила. Внезапно я почувствовал растущее во мне раздражение: сейчас начнет читать мне нотацию. Я встал и наклонился к гостье.
– Послушай, Свет… – начал я, но она перебила меня.
– Мне не нравится такой тон, Серёжа. Я знаю: ты опять хочешь уйти от разговора, но нам надо серьезно поговорить с тобой, – резко сказала она.
– Очень сожалею, но сегодня мои нервы на взводе. – Я не хотел ссориться с ней. – Если что-то не так, скажи мне об этом сразу.
– Утром я встретила Марину. Она тревожится за тебя.
– Если она обсуждает с тобой мои дела, – холодно сказал я, – то она забывает, что я плачу ей за молчание.
– Марина любит тебя. А со мной заговорила о тебе потому, что считала нас помолвленными.
Я уселся в противоположном от неё углу дивана.
– Даже если бы мы были мужем и женой, Марина не имеет права обсуждать мои дела, – сказал я, охваченный холодной яростью.
– Она не обсуждала твои дела, – спокойно ответила Света. – Она просила уговорить тебя начать работать.
Я закурил и бросил спичку в пустой камин.
– Но я и так работаю, – сказал я. – Если мою поверенную беспокоят отчисления от моих гонораров, почему она не скажет об этом напрямик?
– Странно, что ты воспринимаешь ее слова подобным образом.
– Да, я воспринимаю их именно так. Ради бога, Света, не говори мне, что автора можно заставить писать. Ты же знаешь, что это не так. Марина хотела, чтобы я написал какую-то идиотскую статью для журнала, но у меня не было настроения. Именно поэтому она и сердится.
– Она ни словом не обмолвилась о журнале, но не будем больше говорить о ней. Поговорим о Меньшове.
– А зачем нам разговаривать о нем?
– Ты же знаешь, что в субботу он приезжал ко мне?
– Да, ты говорила мне.
– Я сделала все, что могла. Я прочитала ему отрывки из твоей пьесы. Я даже уговорила его взять ее с собой и просмотреть.
Я уставился на Свету.
– Ты дала ему копию моей пьесы? – спросил я. – Где же ты достала ее?
– Мне удалось раздобыть, – немного нетерпеливо сказала Света, – а где, это не важно. Я так надеялась… – вырвалось у нее. Она безнадежно махнула рукой и добавила: – Если бы ты приехал ко мне, все было бы иначе. Боюсь, что ты пропустил весьма удобный случай, Сереж.
– Я этому не верю. Если бы Меньшов хотел поставить мою пьесу, он бы поставил ее. Но когда человека надо уговаривать купить пьесу, значит, это не то, что ему нужно. Такой человек наобещает все, что угодно, и тут же забудет. Не пытайся убедить меня, что к такому же методу прибег Снегирев и уговаривал Ольшанского купить у него его детище.
– Между твоей пьесой и пьесой Константина существует огромная разница, – резко возразила Света. Увидев, что ее слова больно ударили меня и что я не смог этого скрыть, она попыталась смягчить удар, продолжив в ином ключе: – Но его пьесу и твою просто нельзя сравнивать… Я хочу сказать…
– Хорошо, хорошо, – сердито оборвал я. – Мне ни к чему, чтобы в разговоре со мной ты прибегала к ретушевке. Ты хочешь сказать, что моя пьеса недостаточно хороша и что для того, чтобы ее просмотрел Меньшов, все мы втроем – ты, Дэннис и я – должны пресмыкаться перед ним и умолять его.
Света нервно закусила губу, но промолчала.
– Нет, так я не намерен продавать свою пьесу. Когда я продам ее, то её купят потому, что она этого стоит. Я не собираюсь навязывать ее кому-либо, как уличная девка это делает с собой. Пусть Меньшов идет ко всем чертям.