20
– Выхода нет. Ольшанский занес тебя в черный список, и теперь ничего не поделаешь. Тебе остается писать только романы. С пьесами и киносценариями дело покончено.
– Ну нет! – разозлившись, воскликнул я. – Он не смеет так поступать со мной. Это же сумасшествие…
– Возможно, что и так, но я-то его приемы хорошо знаю. Радимир Ольшанский – единственный человек в городе, на которого я не имею ни малейшего влияния, с которым я не могу управиться. Только известная нам обоим особа может сгладить обстановку и примирить тебя с ним.
Я уставился на неё.
– О ком это ты? Кто это?
– Твоя приятельница… Светлана.
Я поднялся. Упоминание имени Светы рядом с именем Ольшанского меня покоробило.
– Что ты хочешь этим сказать?
Гостья жестом указала мне на кресло.
– Сейчас я скажу тебе кое-что, только не расстраивайся! Она могла бы помочь тебе, потому что она и Ольшанский – вот так. – Марина скрестила пальцы.
– С каких это пор? – спросил я, стараясь унять дрожь в голосе.
– Разве ты не знаешь, что он сделал твоей подружке предложение?
– Знаю. Но это еще ничего не значит.
– Да что с тобой происходит? Я объясню тебе более доступно, тогда, может быть, ты поймешь… Ольшанский никогда не был женат. Ему около шестидесяти лет. Внезапно он влюбляется в девушку, а ты говоришь, что это ничего не значит. Для него – это все. Если человек влюбляется в таком возрасте, то это чувство обрушивается на него с такой силой, которая граничит с крушением, землетрясением, потопом, а может, с еще более грандиозным по масштабности событием. Поверь мне, эта девушка может вить из него веревки, он сделает все, что только ей заблагорассудится. Дошло теперь, что только Светлана может примирить тебя со стариком.
Я глубоко вздохнул и попытался сдержать раздражение, чувствуя, что от напряжения мой лоб покрывается потом.
– Спасибо тебе, Марина. Я подумаю об этом. – Не знаю, каким чудом мне удалось устоять против соблазна избить ее. Наверное, я подумал о том, что и так нажил себе слишком много врагов. – Я позабочусь об этом.
– Тебе придется поклониться ей в ножки, Зиновьев, – сказала она. – Это единственный выход для тебя. Собственно, поступай, как знаешь. На твоем месте я бы бросила писать этот киносценарий и взялась бы за роман. Ко мне, кстати, уже заглядывали твои кредиторы и расспрашивали о твоих взаимоотношениях с Ольшанским. Пока мне удалось успокоить этих шакалов, но шила в мешке не утаишь. Скоро им будет известно, что ваш контракт расторгнут.
Я был как громом поражен этим сообщением и, не находя слов, уставился на неё.
– Да, вот еще что! – Гостья уже подошла к двери, но остановилась. – На студии разнесся слух, что тебя часто встречают в обществе какой-то проститутки.
Я задрожал от гнева.
– Хватит Марина! Для одного утра ты уже достаточно наговорила мне гадостей. Не суй свой нос в мои личные дела, – огрызнулся я, отвернувшись от осточертевшей мне посетительницы.
Она уставилась на меня, как на редкий экспонат, и всплеснула руками.
– Значит, это правда! - сделала вывод Марина. – Ты что, взбесился? Неужели тебе недостаточно женщин в этой огромной помойной яме, что ты еще стал волочиться за проститутками? Все судачат о тебе, Зиновьев. Учти, ни один писатель не может позволить себе, чтобы о нем злословили. Ради всех святых, возьми себя в руки, иначе нам придется расстаться.
Я почувствовал дрожь в каждой клеточке тела, сердце, казалось, рванулось, чтоб потом забиться у самого горла.
– Никто не имеет права распоряжаться моей личной жизнью, не имеет права приказывать мне! – крикнул я. – И тебе тоже не дано такого права, Марина! Разреши мне самому выбирать себе приятельниц. – Если же они тебе не по душе, что ж, как говорится, – на вкус и цвет товарища нет. А теперь я больше тебя, не задерживаю.
– Ну и идиот же ты! – злобно проговорила она. – А я-то думала, что мы вдвоем сможем зарабатывать большие деньги. Я ошиблась. Ну, поступай, как знаешь. Для меня этот разрыв не имеет ни малейшего значения, тем более что ты катишься по наклонной плоскости. Ты знаешь меня, я всегда была откровенной. Если ты не перестанешь встречаться с этой женщиной, твое имя будет смердеть, как труп месячной давности. Будь же благоразумен. Если ты действительно не можешь обойтись без нее, не появляйся с ней в людных местах. Держи ее ото всех подальше, чтобы ее никто не видел.
Меня охватила такая злоба, что опять появилось желание ударить бывшую, как я теперь понимал, поверенную в моих делах.
– Уходи! – крикнул я, открывая перед ней дверь. – На свете и без тебя достаточно хищниц, которые с радостью согласятся вести мои дела. Насколько я сообразил, наши взаимоотношения кончены.