Выбрать главу

Испугавшись, она стала отчаянно вырываться.

— Конрад, нет! Не надо!

Он сразу же отстранился.

— Извини, Джулия. Я не хотел испугать тебя. Но ты так красива, а я так хочу тебя…

Джулия поспешно вышла из машины и взбежала по ступенькам. У двери она обернулась:

— До свидания, Конрад. Счастливого пути.

— Счастливых снов, — ответил он мягко, но насмешливо. — Не забывай меня, дорогая. Как только вернусь, приду за ответом.

Джулия поднялась к себе. Его поцелуй неожиданно взволновал ее. Было ли это результатом одиночества и жажды любви, или ее чувство к нему подлинное и прочное? Если бы только она знала это, как легко решалась бы ее задача! Выйти за Конрада замуж или отказать ему? Вот, говоря словами Гамлета, в чем вопрос.

3

Джулия была настолько занята примерками, что совсем не вспоминала Уинстера и чуть не забыла послать ему записку с пожеланием доброго пути.

В салоне все были в состоянии близком к истерике, и она не могла не заразиться общей нервозностью. Эта нервозность все усиливалась, и ко времени начала показа она уже мало чем отличалась от остальных портных и манекенщиц.

Первая демонстрация коллекции была назначена на пять часов, но уже в половине пятого холл был заполнен мужчинами и женщинами. Манеры некоторых из них были далеко не так изысканны, как туалеты. Сам салон был набит до отказа, и стулья с гнутыми ножками придвинули один к другому вплотную. Шум голосов то усиливался, то затихал в напоенном дорогими духами воздухе, и блеск хрустальных люстр соперничал с игрой драгоценных камней в украшениях дам.

С пятиминутным опозданием верхний свет был притушен, серые атласные занавеси, отгораживающие подиум, раздвинулись, образовав арку, и демонстрация весенней коллекции Деспуа началась. Джулия вышла первой, и ее приветствовали аплодисментами, утонувшими в шуме голосов.

— Значит, Деспуа по-прежнему оставил ее своей вешалкой… Хотела бы я, чтобы одежда смотрелась на мне так же… Она просто прелесть! И где это он нашел ее?.. Как ты думаешь — она его родственница? Говорят, он охраняет ее, как сторожевой пес!..

Мужчине, сидящему в первом ряду, эти замечания показались недобрыми: в них чувствовалась та легкая неприязнь, с которой так часто женщины говорят друг о друге. Он полуобернулся, посмотрел на хорошенькую полненькую блондинку и спросил, почему всех так волнует именно эта девушка.

— Потому что она сказочно хороша! Право, можно подумать, что у тебя нет глаз!

— Ну, в платье за двести гиней нетрудно выглядеть прекрасно!

— Да? — протянула его кузина. — Тогда оглянись по сторонам и скажи мне, может ли здесь хоть кто-нибудь сравниться с Джульеттой.

— Ох, нет! — простонал он. — Еще и Джульетта! Я не верю, что это ее настоящее имя.

— Какая разница? Все равно никого красивее я не видела. В следующий раз рассмотри ее как следует.

Ее спутник послушался и вынужден был признать, что это высокое, изящное создание, двигающееся медленно и грациозно, действительно радовало глаз.

По мере того как демонстрация близилась к концу, волнение усиливалось. И вот наконец две манекенщицы вышли в шелковых нарядах подружек невесты, и шепот нетерпения прокатился по рядам зрителей. Медленные аккорды свадебного марша разнеслись по залу, и все изумленно ахнули, увидев возникшую в арке из занавесей Джульетту.

Ее платье было воплощением невинности: умелое сочетание батиста и атласа, которое, казалось, обнажало все — и в то же время не обнажало ничего. Когда она двигалась, каждая косточка ее тела была обозначена, видна каждая линия прекрасной фигуры, но, за исключением лица и кистей рук, все было окутано материей. Это был шедевр портновского искусства, который мог родиться только у Деспуа и который могла надеть только девушка, сложенная так же прекрасно, как Джулия. Деспуа распорядился, чтобы она распустила волосы, и они темной волной легли ей на плечи. На ее лице не было косметики, если не считать туши на ресницах и бледной, отливающей серебром помады.

Мужчина, наблюдавший за ней, едва мог поверить, что такое преображение возможно. Куда-то исчезла экзотическая красавица прошедших двух часов, и ее сменила смущенная нежная девушка, чья беззащитность взывала к его рыцарским чувствам.