— Я знаю, — сказал я тихо. — Я никогда не смогу вернуться, не так ли?
— Возможно, однажды, — сказал Рэд и пожал плечами. — Никогда не знаешь наверняка. Все меняется, парень.
Но я понимал, что это ложь.
— Ну, полагаю, это прощание, — сказал я, наконец, опустив пистолет.
— Полагаю, что так, — сказал Рэд. — Постарайся не убить еще кого-нибудь, ладно?
Я засмеялся, сухим звуком, лишь частично похожим на смех.
— Постараюсь. — Еще одна ложь сорвалась с моего языка. В мафии не существовало простого способа избежать смерти. И когда ты предал свое братство — точно так же, как это открыто сделал Рэд, появившись в доме моего отца с гребаным Патриком МакКрари — смерть будет быстрой.
— Лучше поторопись, пока не пришли другие, — сказал он. — Забирай свою девчонку и валите отсюда.
Я посмотрел вниз на своего умирающего отца, не желая покидать его. Он потянулся и взял меня за руку, видя ту неуверенность, с которой я столкнулся. Рэд был одним из его старинных друзей, человеком, который был на его стороне с тех пор, как десятилетия назад он создал синдикат О'Брайена. Но его предательство не останется безнаказанным, и мой законный долг — убедиться в этом.
— Давай, сынок. — Мой отец кивнул с выражением одобрения.
— Слушай своего отца, мужик, — сказал Рэд. — Братство не шутит. Ему следует знать. Тебе следует знать.
— И тебе следует знать, Рэд, — спокойно сказал я, направив пистолет между его глаз. — Ты думал, просто придешь сюда с МакКрари и увильнешь? Я знаю, Колин был гребаной крысой, и, увидев, как ты прибыл на вызов с пушками наперевес, можно с уверенностью предположить, что ты такой же вероломный ублюдок.
— Реш…, — Его слова застыли на мертвых губах, когда пуля расколола его череп. Рэд рухнул с тяжелым звуком, его тело неловко приземлилось на тело МакКрари. Боль раскаяния пыталась заполнить меня, но я видел так много гребанных кровопролитий, так много предательства и вероломства, что это был еще один долбаный день из жизни мафии.
— Флинн, — сухой, хриплый голос моего отца вырвался, когда он попытался схватить мое запястье слабым и вялым захватом.
— Тебе нужно уходить, сейчас же. Это приказ, сын. — Он изо всех сил старался произносить слова, его дыхание ухудшалось с каждым последующим мгновением.
Я не хотел оставлять своего отца, но Эйва была снаружи одна. И если Рэд был прав насчет того, что за нами идут другие, у нее могут возникнуть проблемы, если я вскоре не заберу ее оттуда.
— Я люблю тебя, па, — сказал я со слезами на глазах.
— Я тоже люблю тебя, сынок, — сказал он.
Это были последние слова, которые мы сказали друг другу. Оглянувшись в последний раз, я вылез через окно и побежал к машине, которая, к моему великому сожалению, все еще была припаркована на подъездной дорожке. Эйва была упрямой, волевой женщиной. Это была одной из тех вещей, которые я любил в ней.
Я присел на корточки в тени, когда увидел приближающиеся фары другого автомобиля, и молился, чтобы Эйва надежно спряталась. Я не видел ее, но не мог слишком настойчиво искать ее глазами в этот момент. Когда автомобиль остановился, и члены синдиката высыпали из него и ворвались в дом моего отца, я побежал к машине, надеясь, что найду Эйву, спрятавшуюся внутри.
Не было никаких признаков того, что она скрывалась в тени за пределами автомобиля, и это заставило мое сердце стремительно стучать в груди. Я потянулся и схватил дверную ручку, обнаружив ее незаблокированной. Открыв водительскую дверь настолько быстро, насколько мог, я чуть было не выхватил пистолет и не выстрелил, когда Эйва закричала и навела свой пистолет мне в лицо.
— Это я, — сказал я, сохраняя голос низким и опуская пистолет, мое сердце билось с частотой миллион ударов в минуту.
Она уронила оружие, широко раскрыв глаза, полные слез. И как только она увидела мое лицо, улыбнулась, вздохнув с облегчением, что не нажала на курок. Прежде чем я осознал, что произошло, она затащила меня в машину, и я как можно тише закрыл дверь. Она притянула меня ближе и поцеловала, долго и настойчиво. Для этого было неподходящее время, и я понимал, что нам пора уходить, но это было потрясающе, и я, так же настойчиво, поцеловал ее в ответ. Это был поцелуй, наполненный сильными эмоциями, и ничто в этом мире не могло нас разлучить.
Хорошо, почти ничто.
— Нам пора уходить, — сказал я, отодвинувшись от нее.
Она больше не задавала никаких вопросов и не протестовала. Она понимала, что, продолжая здесь сидеть, мы рисковали жизнями. Эйва проскользнула на пассажирское сиденье, и я быстро завел автомобиль. Понимая, что звук зажигания предупредит братьев, я вдавил передачу, и мы помчались вниз по дороге, не думая ни о каком конкретном месте назначения.