— Ну, я его точно убью, — едва не плача, шепчу я и передвигаюсь по узкому коридору, словно медведь переросток.
Слышу, как другие уже катаются на льду, смеются и что-то бурно обсуждают. А я стою в этом небольшом проеме, разделяющем каток и коридор, и не смею шевелиться. Мамочки, как страшно-то.
Я не каталась на льду уже несколько лет. И даже тогда мои способности были… как бы это помягче сказать, весьма скупы. А сейчас? Сейчас я сто процентов сразу же упаду и приму форму большой и неуклюжей морской звездочки. Ай-да я, ай-да молодца!
После работы чувствую себя уставшей, а тут еще и форма кажется громоздкой и тяжелой. От шлема уже болит голова, в этих чудо-перчатках чешутся и потеют ладони. А еще мне холодно. То ли из-за того, что нахожусь на катке, то ли это нервное.
— Наконец-то! — смеется один из парней, стоит мне лишь выйти из тени. Некоторые замолкают, прерывают свои важные разговорчики. А этот парень снимает шлем и подкатывает ко мне. Хлопает меня по плечу, как старого знакомого. Хотя нет, как друга. И этот парень друг моего братца?
Его непослушные кудрявые каштановые волосы заколоты на затылке милой розовой резинкой с зайчиком, карие глаза улыбаются. Парень выглядит милым и беззаботным и чем-то отдаленно напоминает мне Шаламе, того самого от которого без ума одна моя знакомая Кристина Борцова. Черт, да у этого парня даже ямочки на щечках и бровки такие же. Ну не дать, не взять — Тимочка Шаламе!
Находясь в шоке, угукаю ему что-то нечленораздельное и опускаю одну ногу на лед, ставлю клюшку и опираюсь на нее. Ух, скользко! Осторожно ставлю вторую ногу. Нет, я никуда не еду. Стою, прямо поджилки трясутся так, что я удивлена, почему еще не раскололся лед.
— Поехали, не подводи нас, — усмехается он и снова хлопает меня по плечу. Из-за этого меня немного шатает, но я не падают. Мужики не падают! Божечки, так я леди.
На мгновение прикрываю глаза, пытаюсь выровнять дыхание и морально подготовиться к двум часам ада.
Я двигаюсь на льду медленно, первое время абсолютно не вникаю в суть тренировки, даже свист и крики тренера не помогают. Будучи закаленной криками Зои Дмитриевны, этот тренер Глебки меня даже не пугает. Так… пуху больше напускает.
— Быстрее, юнцы!
— Я кому сказал, быстрее? Че вы как малышня туда-сюда гоняете? Активнее!
— Ищенко! Павел! Быстро на скамейку, пока я тебе клюшку в одно место не вставил!
Надо сказать, что орет тренер не только на меня. Еще парочка экземпляров есть, но там все по делу. Они глупы и медлительны. Ладно я, мне простительно, а они? Еще профессиональные хоккеисты называются. Тьфу, прости господи.
— Глеб, ко мне! — кричит тренер, имени которого я так и не запомнила. Надо признать, этой информацией я и не интересовалась у Глеба.
Кое-как подъезжаю к нему и уже жалею. Мужчина-то дымит как паровоз, а ведь видно, что не курит! Во как дышит, как бык на пробежке. Он что-то пытается мне донести, рассказывает, старается, даже матом не ругается, хотя может. А мне все в одно ухо залетает, а через другое вылетает. Ведь ничего я не понимаю в этом их хоккее.
По истечению двух часов чувствую себя вареной картошечкой, которую разломали и выбросили. Спина болит, ног не чувствую, руки отваливаются. А ведь еще нужно снова зайти в раздевалку, добраться до дома и поесть. Такое ощущение, что я слона могу завалить, если встречу его по дороге домой.
— Ржевский, ты как? Все в поряде? — обращается один из парней, подъезжая ко мне. Благо по плечу не бьет, а то упаду сразу же.
— Не выспался, — бросаю я, свято надеясь на то, что незнакомец обгонит меня и пойдет своей дорогой. Хотя сейчас все дороги ведут в раздевалку.
— Давно я тебя таким не видел.
— Ага. Бурная ночка.
Вклиниваюсь в небольшую группку хоккеистов и плетусь последней, но все же отстаю и подхожу к автомату с напитками. Беру себе простую воду и делаю несколько небольших глотков.