— Булки беру, — поправляю кепку, убираю выбившиеся пряди волос под нее.
— Дверь захлопнулась, — ворчит парень, подходя и толкая ладонями дверь.
— Да знаю я, капитан очевидность. Сейчас булки возьму и выйдем отсюда. Тут же наверняка есть какая-то ручка, чтобы открыть ее. Ведь есть? — но по взгляду Пашки, моего нынешнего компаньона и соседа по складу, я понимаю, что ничего подобного тут нет.
Дыхание ускоряется, в груди все спирает, на лбу выступает пот.
Я терпеть не могу закрытые помещения, а закрытые и незнакомые мне помещения вдвойне. А вдруг тут сплошная антисанитария и на меня сейчас нападут пауки и грызуны? Или лягушки? Этих холодных тварей я на дух не переношу! Помнится, когда мне было лет шесть или пять, мой недоразвитый и немного тронутый умом братишка подсунул в мою маленькую красненькую сумочку с помпоном лягушку. Маленькую, черную и ужасно холодную. Я долго не могла понять, откуда доносится это ква-ква, пока не опустила руку в сумочку за конфетой и не обнаружила вместо сладких леденцов это недоразумение дикой природы. Так перепугалась, что в свои столь взрослые годы закатила реву-корову на весь двор. Мама выскочила из квартиры и давай меня успокаивать, а я реву и на брата кулаками показываю. Вся красная, как помидор на грядке, и сумка на плече, слезы и сопли по щекам бегут, а мне все равно. Я испугалась. До смерти.
— Надо писать, что дверь запирать изнутри нельзя, — ворчу я, осматриваясь по сторонам. Мне кажется, или стены сжимаются и вот-вот начнут давить на меня? Почему хлебные полки двигаются и приближаются ко мне?
— Так ты ж знаешь, ты чего.
Бросаю на Пашку, аля-ля «Шаламе на минималках», убийственный взгляд и хожу от одной стены к другой, измеряю расстояние шагами, чтобы точно знать — метраж не меняется.
Пять шагов в одну сторону и пять в другую.
Пять шагов в одну сторону и снова пять в другую.
— Да присядь ты, маячишь, — вздыхает Пашка, разглядывая меня, наклонив голову. На его взгляды внимания не обращаю, плевать. В этом помещении работают не все лампы, и увидеть что-то кроме моего взбешенного взгляда он не сможет. — скоро за нами придут. Не паникуй.
— Тут всегда так жарко или только сегодня? — задумчиво бормочу я, проводя по шее ладонью и смахивая капельки пота. Голова немного кружится, но я продолжаю, как истукан, бродить из стороны в сторону. — черт, до чего же душно тут у вас.
— Присядь, — громче повторяет Пашка. Поднимается на ноги и подходит ко мне. — у тебя клаустрофобии нет, случайно, а?
— Ты издеваешься? — голос едва не срывается на мой настоящий. — Мне дышать нечем, а я тебе сесть должн… должен?
— Вдох и выдох, Ржевский. Дыши. Давай, как я, — просит он, опустив обе руки на мои плечи. Слегка сжимает их и начинает дышать, так как и сам говорил. Глубокий вдох и долгий, но не менее глубокий выдох. Повторяет снова и снова, пока я не делаю также как и он.
Постепенно становится легче. Я даже присаживаюсь у двери благодаря парню, он сам садится у стены. Только сейчас замечаю в его заднем кармане шорт пачку леденцов. Мятных, в зелененькой упаковке. Пашка замечает мой взгляд и протягивает мне упаковку, беру леденцов шесть и половину из них закидываю в рот сразу же.
— Мне нужно выйти отсюда, — спрятав леденцы за обе щеки, бормочу я. Облизываю губы и смотрю на парня. Он кажется совершенно спокойным.
— Ну… пока ты не выйдешь, — смеется он. Бросает в рот леденец и раскусывает его зубами.
— А ты тут самый умный? — резко бросаю своим настоящим голосов, а после повторяю эту фразу так, как сказал бы ее брат.
На секунду мне показалось, что все, спалилась. А-нет, Пашка и в ус не дует, сидит и смеется с меня, едва не давясь крошками от леденца во рту.
Сижу немного и все же приподнимаюсь снова, ударяю ногой по двери пару раз, пока голос парня не обрывает меня:
— Глеб, потерпи немного, и дверь откроют.
— Я тут коньки откину, пока так кто-то вспомнит, зачем я тут! Чертовы булки, чтоб вы подавились ими, — как старая и вредная бабка, ворчу я. Из-за жары намереваюсь снять с себя кепку, но, опомнившись, быстро натягиваю ее обратно на голову.
— Ты можешь послушать меня хотя бы несколько секунд?
— Нет, потому что мы не знакомы.
— Это было обидно, — тихо произнес он, опустив голову.
Заметив это, чувствую вину. Такую противную и вязкую, что на душе становится противно от самой себя. Я обидела хорошего парня, который просто хотел помочь мне. Ну молодец, Ржевская, просто красотка! А во всем этом виноват Глеб, если бы не он, я тут не сидела бы и Пашку не обижала. А так в его глазах сейчас выставляю своего брата идиотом, который просто так грубит лучшему другу. Они ведь лучшие друзья. Скорее всего. Надо бы узнать у Глебки подробнее о Паше и Вите. Главное не забыть.