«Итак, кто я, кем был раньше? Человек, подросток Пятнадцати лет от роду. Это точно, – попытался сосредоточиться он. – Что же все-таки произошло? Катастрофа? Может быть, я попал в аварию? Никак не вспомнить».
Вот образ отца сам собой явился в памяти.
Питер помнил, как они мчались в бронированном лимузине, возвращались с какой-то вечеринки. Машина была тяжелая, ее заносило на поворотах. Его тогда еще сильно покачивало, а когда водитель нажал на тормоза, так просто швырнуло вперед.
Отец долго смотрел в окно. Почему-то он отвернулся от сына и смотрел вдаль. Хорошо, что водитель был отделен от пассажиров прозрачной стенкой и не обращал на них никакого внимания. Было поздно. Вдали проносились огни Чикаго. Папочка все смотрел в окно. Наконец Питер решил нарушить молчание.
– А я с кем-то познакомился на вечере, – с загадочным видом сказал он.
Отец повернулся к нему и неопределенно хмыкнул:
– Хм…
Но глаза у отца почему-то стали испуганными. Он словно не понял, что это такое сказал Питер. Думал о чем-то своем, а тут сын нарушил тишину. Вот папочка и растерялся. Но тотчас же успокоился.
Отец смотрел на сына, словно изучал его.
– Ее зовут Дениз. Дениз Льюис, – улыбнулся Питер.
– Ну да, – откликнулся доктор Клерис, – она была там с родителями. В том, что вы встретились, не было ничего удивительного.
– Мы долго болтали, и оба решили, что нам интересно вдвоем.
Питер упорно вызывал отца на разговор. Но тот вновь повернулся к окну.
– Хм… – вот и все, что он сказал в ответ.
– Нам скоро выходить, – напомнил сын в надежде, что отец ответит хоть на это и, может быть, улыбнется ему.
Отец по-прежнему молчал.
– Мне кажется, я ей тоже пришелся по душе… Странно… Вновь никакого ответа… Они долго ехали
молча. Питер решил, что папочке надо дать время все хорошенько обдумать. И все-таки, сколько можно обдумывать? Подросток не выдержал:
– Это же наша первая встреча. У меня слов нет, как я взволнован…
Отец даже не взглянул на Питера. Господи, да что там такого интересного он увидел в окне? Неожиданно отец спросил:
– Но не рассчитываешь же ты?…– и испуганно замолк.
– На что? – поинтересовался сын, но ответа не дождался. «Странный какой-то вопрос, – решил Питер. – И голос у отца как-то странно изменился. Он так и брякнул…»
– У тебя и голос изменился… Будто ты считаешь, что от этого все твои надежды рухнули?…– Он помолчал и, не дождавшись ответа, опять заговорил горячо и сбивчиво: – Я так счастлив, что встретил ее! А еще… Мне так хочется увидеться с ней снова!
– Как раз это я имею в виду, – наконец подал голос отец. – Ты счастлив. Ты живешь ожиданием. В общем-то, это хорошо. Ты меня не слушай, твое дело молодое. Но счастье – это… – Он помолчал, подыскивая нужное слово. – Тебе, сын, лучше держаться от него подальше.
В голосе отца послышались жалость и отчаяние.
Но почему?! У Питера на мгновение перехватило дыхание. Может быть, он не понял? Не мог же папочка в самом деле сказать такое! Питер чуть не задохнулся от волнения. Что же, выходит, ему советуют сторониться счастья? Но это означает, что ему следует распрощаться и с надеждами. Не слишком ли?
Он откинулся на спинку сиденья и сцепил руки. Сердце колотилось, он едва сдерживал себя, чтобы не закричать на отца. Хватит смотреть в окно! Пусть он повернется к сыну, пусть взглянет в глаза. Порыв ярости нарастал. Питер уже с трудом справлялся с нею, что-то жуткое, незнакомое рождалось в нем. Еще мгновение, и он заколотил бы кулаками по отцовской спине. Да повернись же! Чего в окно уставился! Посмотри, что ты сотворил! Полюбуйся!… Питер крепко зажмурился, глубоко вздохнул. Его сердца коснулось только что родившееся предчувствие. Словно ледяным ветерком дунуло в душу – а что, если
отец прав? Что, если он знает, о чем говорит… Счастье – это не для тебя – так его можно было понять. Неужели это правда? Мама умерла во время родов. Когда Питер появился на свет…
Папочка неожиданно вздрогнул, потом Питер услышал порывистый вздох. Неужели так отец справлялся с болью, которую доставляла ему мысль об утерянной жене? Волнение сжало горло подростка…
Питер вздохнул и открыл глаза.
Возле кровати стоял какой-то мужчина в белом халате, из-под тонкой материи пробивалось малиновое сияние… Лицо и кисти рук прямо-таки полыхали всевозможными оттенками оранжевого, вишневого, алого…
Неужели это его отец?
Нет…
Питер повернул голову. Его папочка стоял с другой стороны кровати и смотрел на него, не отрывая глаз. Открытые участки его тела тоже переливались радужным сиянием. Но что больше всего поразило подростка – так это смесь холодного равнодушия и горячего интереса в отцовском взгляде. Если точнее, безразличия к тому, что перед ним лежит его сын, и жадного любопытства к тем превращениям, которые с Питером произошли. Ох, что же это за превращения? Подросток с ужасом посмотрел на просвечивающий из-под простыни рыжевато-алый огонь. Нет, штанов на нем точно не имеется. И рубашки тоже… Тогда что все это значит? И этот странный, какой-то демонический взгляд отца… Не может человек смотреть таким образом. В этом есть что-то противоестественное…