«Приятное зрелище, не спорю. И вся такая воздушная, нежная, неземная… Сочувствую бедняжке Ю! Когда при красоте такой и петь ты мастерица…Тьфу, куда понесло тебя, горемычная?» — пронеслось самолетом в голове.
— Ю-эр, как ты себя чувствуешь? — заворковала маменька и села рядом, я даже не успела подняться. А надо бы на колени бухнуться да раскаяние изобразить, очки заработать. — Мы с Юнь-эр пришли тебя проведать.
Я посмотрела на красавицу и кивнула, она присела, приветствуя меня (?). «Надо же, не сердится! Начнем пантомиму? Говорить все равно не могу».
В следующий час я устроила театр одного актера. Руками и мимикой показывала немоту и расстройство сознания, каялась, упав на колени, даже сумела расплакаться, пожалев себя, бедную, вспомнив прошлую жизнь, где мне было хорошо.
Матушка Гу утешала, обещала поговорить со старейшинами относительно будущего, называла дочкой и тоже плакала. Псевдо-сестра сохраняла спокойствие, но агрессии я от неё не почувствовала. «Может, и правда, девка неплохая? Мне враги не нужны».
Устала страшно, и когда дамы, наконец, удалились, упала в кровать, даже не помывшись. Завтра, все завтра, если оно будет!
Глава 7
Неделю мой распорядок дня не менялся. Ранний подъем, водные процедуры, легкая зарядка, завтрак, прогулка по двору, чтение, благо, книги имелись как печатные — травники, правила для женщин, пособия по ведению хозяйства, что радовало, так и рукописные — слащавые романы о любви простушки и бессмертного. Господи, и здесь такое есть, только слэша не хватает! Каллиграфия (знаю, умею, практикую), еда, сон. И в перерывах — размышления о себе, любимой, под девизом «Кто виноват и что делать?».
Служанки, Шень Мяо и Шень Сяо, поглядывали на меня настороженно, но мои пантомимические просьбы исполняли. Когда дала понять, что у меня амнезия (ооо, это клише!), оживились, начали болтать, что позволило расширить информационную базу о конкретном особняке, в котором я, волею неведомых сил, оказалась. Об остальном окружающем мире спрашивать опасалась, решив выяснять детали постепенно.
Вернемся к нашим баранам, то бишь, к месту обитания и ближайшему будущему провинившейся ненужной (?) дочери. Так вот, жила Чень Ю после появления истинной дочери Гу в небольшом типично-дорамном — или традиционно-китайском — павильоне на территории семейного особняка, в стороне от прежнего, но не совсем уж на задворках. Потому что чуть дальше имелся неиспользуемый десятилетиями дворик, куда раньше ссылали неугодных наложниц.
Он слыл опасным местом, неблагоприятным, но там были пруд, бамбуковая рощица и небольшой огород, на котором одна из наложниц выращивала цветы. Двор граничил с западной оградой особняка, где имелась малая калитка, которой пользуются слуги и золотари (знаете, кто это?).
От центрального входа до этого двора почти 2 ли (один километр, прошу заметить!), а сам дворик небольшой, всего 2 му. У меня голова от масштабов закружилась! «2 му — это 30 соток, Карл! Да там в гольф играть можно!» Возьмем на заметку.
Не знаю, что отразилось на моем лице при описании заброшенного двора, но девчонки-служанки, Шеньки, как я их про себя называла, прыснули, прикрывая рты и отворачиваясь.
Они, вообще, ожили за последние дни, расслабились, и мне это нравилось. Кроме них, было еще четверо слуг рангом ниже, как я понимаю: дворник, прачка-кастелянша, водонос и подай-принеси, все — женщины разного возраста, немного пришибленные и молчаливые. Я с ними не общалась, передав управление Шень Мяо, как наиболее сдержанной и опытной.
Девушки прожили рядом с предшественницей три года — дольше всех остальных ее служанок — и смогли пережить издевательства и капризы бывшей владелицы моего нынешнего тела. Крепкие, судя по всему, девочки, надо с ними дружить.
Было странно находиться в обществе чужих людей практически постоянно. Я к такому не привыкла, поэтому норовила отсылать слуг как можно чаще.
Оставаясь одна, старалась записывать, «на всякий пожарный», все, что вспоминала из своего прошлого (технологии, формулы, рецепты, да все подряд) и что всплывало «бегущей строкой» в мозгу независимо от моей воли — сказывалась пресловутая «память тела»?
Свои секреты записывала по-русски, хоть и сложно было пользоваться для этого кистью, а если машинально переходила на иероглифы, заметила, что они стали немного другие — отголоски кинематики прежней Чень Ю? Пролистала все книжки, пытаясь проникнуться стилистикой речи — ну хоть частично, примерялась к нарядам, косметике. Вживалась в образ, так сказать.