— Чень Ю, это ты? — батюшка вдруг обратил свой взор на меня, схватил за руку, дернул и приказал, борясь с икотой. — Где моя мать? Я приехал к ней! Веди!
Не знаю, что там думали остальные, я же…Это…умора! Папенька вцепился в меня крепко, но ему явно было трудно идти прямо: пришлось подхватить высокого мужчину за талию, с другой стороны подсуетился Рам, и мы направились к дому.
Я прикусила губу, чтобы не начать опять ржать, Рам тоже пыхтел (что удивительно для сдержанного тренера), сзади осторожно ступали по песку дорожки момо Го и собаки (молча, кстати).
Мо Лань и Мо Линь, побросав оружие, уже метнулись в дом, где зажегся свет и послышалась возня, негромкие охи-ахи и быстрый разговор, а ворота, скрипнув, затворились, заглушив девичье хихиканье — это Шеньки постарались.
Мы почти дошли, когда гость резко остановился, посмотрел сначала на меня, потом на Рама и шепнул, пьяненько хихикнув:
— Только я… сейчас… — глянул вперед и закончил — обосс…сь! Да! Думал, быстрее доеду…А у ворот… не рискнул…Где? — спросил он тибетца. — Веди!
— Слушаюсь, мой генерал! — послушно ответил Рам, кивнул мне, мол, отпусти, и потащил пыхтящего хозяина…в кусты!
Мы с дамами проводили пару внимательными взглядами…и, зажав рты ладонями, дали волю чувствам! Момо Го была, пожалуй, самой смущенной, но и её пробрало!!!
— Барышня… — давясь смехом, обратилась ко мне служанка. — Вы их…приведете? Я…пойду… к госпожам…И…комнату…братьев…приго…товлю!
Момо Го сложилась пополам и метнулась в дом. Мы с Шеньками дождались мужчин, но, к счастью, помощь Раму не потребовалась — они вполне себе спокойно прошли мимо и повернули в комнату бабули, а я, удостоверившись, что маркиза и бабушка готовы к встрече столичного гостя (Лань на бегу шепнула, что идет на кухню за чаем), завернула к себе, чтобы отсмеяться вволю и чуть погодя присоединиться к старшим. Ни за что не пропущу такое зрелище!
Однако, когда я, на цыпочках, прошла по коридору и заглянула в комнату бабушки, смеяться уже не хотелось, потому что увиденное вызывало улыбку, но отнюдь не веселую…
В свете нескольких свечей глазам предстала картина, чем-то схожая с «Пиетой» Микеладжело или «Возвращением блудного сына» Рембрандта: матриарх сидит на краю кровати и гладит по голове, опущенной на её колени, сидящего на полу и обнимающего её ноги генерала…По щеке бабушки стекает слеза, а спящий (!) мужчина в официальном наряде блаженно лыбится и причмокивает, как маленький мальчик под лаской матери…Чиновничья шапка футуо (ушамяо, с крылышками такая) валялась на полу рядом…
Момо Го и госпожа Фэй, стоящие неподалеку с прижатыми к груди руками и взволнованные встречей матери и сына, безмолвствовали, в их глазах также блестели непролитые слезы…
«О, как, Михалыч… — подумала и почувствовала, как пропала не только смешливость, но и…злость на генерала. — Видать, прижало его не по-детски… Интересно, что же на него свалилась, что он…вот так…один…и в ночи…Ладно, выясним. Сейчас-то что делать?»
Как говорится, у дураков мысли сходятся, потому что поймала вопросительные взгляды старших женщин, указывающие на композицию «встреча на Эльбе»: мол, куда его теперь?
Вздохнула…и подумала о тюфяках и одеялах: на полу расстелем, завалим мужика в чем есть, если не сможем раздеть…Лето, не заболеет, авось!
Девочки Мо поняли с полувзгляда, что делать, исчезли — за постелью, в комнате засуетились мы с дамами — за генерала взялись. Он, слава Богу, не сопротивлялся особо: бормотал чего-то, звал маму, но дал себя раздеть и уложить. Все равно умаялись и, оставив бабулю и момо Го бдеть, разошлись по своим углам. Мастифы легли на террасе вместе с мелкими. Да и пусть! Сюрприз папеньке будет!
И он удался, потому что проснулась я от глухих взрыков и лая и шума падающего тяжелого тела! Упс!
Глава 63
Подорвавшись с постели, в чем была, халат только набросила, выскочила в коридор, чтобы застать сцену «Но пасаран!»: Шан и Шен гордо стояли напротив открытых створок бабулиной комнаты, там же подпрыгивали Бим и Бом, а на полу, у порога, чуть завалившись назад, с глазами, распахнутыми до непривычных для себя размеров, сидел в исподнем папенька и…пытался не орать в голос — просто открывал рот, но беззвучно…
— Доброе утро, батюшка! Ребята, это свой, не бойтесь! — сдерживая смех (опять!), подошла к генералу и помогла встать. Кстати, он даже не противился, все также пребывая в шоке, постепенно трансформирующемся в восхищение, перекрывающем осознание собственного (да и моего) неглиже.