Я не выдержала пафоса и откровенно рассмеялась.
— Уважаемый господин Чжан, остановитесь! Я поняла основную мысль и мне достаточно! Странно только, как Вы, такой правильный, и до сих пор не женаты. Вы ведь не женаты? Не буду спрашивать о причинах, не мое дело. Относительно же прозвучавшего скажу одно: в Вашей сентенции нет и упоминания о женщине, потому что вы, мужчины, не считаете нас за людей. А я не желаю делить жизнь с тем, кто ставит меня в конец списка своих великих целей, если вообще ставит. Поэтому, давайте закроем тему предназначения полов, хорошо? Не будем портить такую ночь спорами и разногласиями. Лучше поделитесь, где Вы были, помимо столицы? Вы же и купцов охраняете в торговых караванах, так?
Джи Хао не понравилось, что я резко перевела разговор, но он не посмел возражать хозяйке дальше, перейдя к ответу на последний вопрос.
— Да, госпожа, а что Вас интересует? Я был на севере, у кочевников куданей, ходил один раз на запад по Пути шелка и пряностей, был в горном княжестве Лхаса.
— Прекрасно! Тогда скажите, как и где мне купить овечью или ячью, верблюжью, да любую шерсть? Та, что случайно мне досталась, закончилась, и больше найти подобное в столице не могу. Мяо-цзе уже везде спрашивала. Зачем? Есть планы, мне же надо зарабатывать? Да-да, не хмурьтесь, мы закрыли вопрос о браке, так что все, теперь только бизнес! — пресекла я возможные реплики собеседника по ранее поднятой теме.
Командир охраны насупился было, явно желая вернуться к вопросу о месте женщины в истории, но сумел сдержаться, после чего, видя мою заинтересованность (я прям глазами его ела) в отчетах о путешествиях, разговорился и пообещал узнать у знакомых купцов о возможности прикупить шерсти. Под полной яркой луной мы проговорили несколько часов, что расширило мои познания в географии и народонаселении империи, запустили в небо фонарики и разошлись, когда Шеньки силой разогнали расслабившихся домочадцев под предлогом завтрашнего рабочего дня. Действительно, делу время, потехе час.
Кстати, младший Чжан выполнил мою просьбу: уж как, не знаю, но после новогодних каникул (есть и здесь такие) в поместье доставили несколько тюков с овечьей и ячьей шерстью, но, увы, немытой и нечесаной. Денег командир не взял, сказал, подарок, но весь отряд веселился, когда я с девчонками сначала радовалась, а потом ругалась на чем свет стоит, разбирая от сора, промывая и вычесывая эту ценную основу будущего дохода. Одно могу сказать: жаловаться на скуку опять было некогда.
Верно, о чем — о чем, а о скуке и тоске я забыла напрочь. Во-первых, вдруг «поперло» вдохновение. То ли зима на редкость паршивая (почти постоянные дожди, ветер, даже снег выпадал) не оставляла выбора, кроме как занимать себя рукоделием под разговоры или творить, то ли просто так сложилось, но писалось мне легко и много. Во-вторых, матриарх требовала к себе внимания, что было и странно, и, как ни странно, приятно. Вот чудеса-то, скажу я вам!
А если конкретнее про бабулю, то она прониклась ко мне, ну, если не любовью, то интересом — точно. После ее переезда в Бамбуковый павильон мы были постоянно на глазах друг у друга, и хотя старшая госпожа Гу так и не заговорила, рассудок она, вслед за свободой действий, не потеряла.
За лето, благодаря качественному уходу, пребыванию на свежем воздухе и в коллективе, старушка посвежела, немного пришла в себя в плане избавления от мрачности и слез первого периода болезни, настойчиво пыталась вернуть хоть частичную самостоятельность (ела левой рукой сама, вставала с постели, например). Тетка Го даже заметила, что старая госпожа вроде как смирилась со своим положением, но при этом стала более… демократичной, что ли (помягчела, как сказала служанка).
Матриарх не выражала недовольства комнатой и обслугой, не противилась моим «вольностям» типа писательства (видела и понимала, чем я занимаюсь), цигуна и тренировок с охраной, и даже купания в пруду с утками!
Особенно, я заметила, ей нравился мой «театр у микрофона»: я, как и прежде, зачитывала девчонкам куски написанного, мы обсуждали перипетии сюжета и образы героев, к чему присоединились и новые слушатели. После упомянутого праздника середины осени на посиделки с разговорами стал приходить и командир Чжан, а потом и домоправитель Мо. Старейшина в эти часы всегда сидела в «красном углу» и внимала происходящему, иногда выражая одобрение или протест либо невнятным мычанием, либо похлопыванием по подлокотнику кресла соответственно.
Также она могла потребовать составить мне компанию в кабинете, когда я «творила нетленку». У меня давно сформировалась привычка рассуждать вслух о том, что следует закрепить на бумаге, как описать то или иное событие, ну, короче, театр одного актера. Работа над текстом порой меня так захватывала, что я переставала обращать внимание на окружение, уходя с головой в выдумываемый мир, а старушка за всем этим безобразием следила со вниманием и интересом.