Ли Вэй был слугой, товарищем по учебе, помощником в делах. Единственное, что не давалось будущему ученому — физические нагрузки в равном объеме. Поэтому друзья пошли разными дорогами: Мин — в бизнес и приключения, Вэй — в академию, сумев войти в первую десятку на императорском экзамене. Парень действительно был книжным червем!
Чан Мин не возражал и поддерживал бедного сироту морально и материально, несмотря на сопротивление последнего. Им в обществе даже приписывали «нетрадиционные» отношения, но на самом деле молодые люди считали себя братьями и семьей, а слухи использовали, чтобы избежать матримональных планов родни в отношении себя.
Оба парня уже давно вошли в брачный возраст, но расставаться со свободой не спешили: одного больше привлекали путешествия и приключения, приносящие как впечатления, так и деньги, второго — академическая карьера и укрепление финансового положения.
И оба не желали связывать себя узами брака с неизвестной женщиной, опираясь лишь на мнение родни или социально-экономический статус претендентки. Внешне, по большей части, отстраненные и холодные, они мечтали о тепле семейного очага, коего были лишены в детстве и юности, о ласке и заботе близкого по духу существа, уюте и гармонии в доме, которого пока не имели.
Чан Мин давно подолгу не оставался в особняке отца, где за ним все еще сохранялся дальний павильон, предпочитая жить в купленном в пригороде столицы небольшом поместье или ночевать в одном из своих магазинов в городе: второй этаж он оборудовал под личные нужды.
Ли Вэй вообще жил на территории академии, копя деньги на собственный угол. Потребности в общении с родней молодые люди не испытывали, ограничиваясь визитами в праздники (Чан Мин) либо вообще не поддерживая связь (Вэй сумел выйти из рода покойного отца, когда поступил на службу к молодому господину Цзян).
Никакие уговоры, угрозы или шантаж не имели на них воздействия, поскольку главная составляющая возможного давления — материальная — к ним не могла быть применена, а о моральной без этого и говорить не стоило.
Так что друзья занимались своими делами, предпочитая сохранять статус-кво холостяков как можно дольше.
Цзян Чан Мин так глубоко погрузился в воспоминания, что пропустил момент, когда собеседник замолчал. «Вот так всегда» — улыбнулся парень, глядя на друга, лежавшего щекой на столе: А-Вэй быстро пьянел, становясь вялым и сонным, мог отрубиться на месте и очнуться только через несколько часов крепкого сна. Поэтому и старался пить лишь в компании друга, зная, что тот никогда не позволит ничему плохому или непристойному случиться с бессознательным телом академика и сохранит его репутацию ученого.
Старший парень перетащил тушку приятеля на диванчик, вызвал официанта — убрать свидетельства застолья, а сам расположился на лавке у окна: стоило подумать над словами друга о книге, о бизнесе и новом знакомом, загадочном и занятном. А еще о предстоящей поездке в Лоян, а возможно и дальше — в земли уйгаров.
Он ждал проверенного купца с персидскими коврами, хорезмской керамикой (яркой, глянцевой и узорчатой) и, если повезет, с дамасскими клинками! На последний товар у него уже имелись заказы, но как-то не получалось найти толкового дельца, рискнувшего добыть и доставить дорогой эксклюзив. На ковры и керамику еще предстояло найти покупателей в столице, но негоциант был уверен, что справится.
Молодой Цзян сам собирался в Хорезм, но болезнь отца, вызванная «лошадиным» скандалом и последовавшей за ним отставкой родителя, нарушила планы. Пришлось положиться на партнера и надеяться, что тот не обманет. В авантюре жадных и глупых чиновников отец, слава богам, замешан не был, как и сам Чан Мин, но стыд за подчиненных и собственную близорукость вынудил его уйти с поста министра-конюха, пережить удар и впасть в депрессию.
Родня, вплоть до любимых законных сыновей, отвернулась от потерявшего статус Цзян Ян Фаня, и вернувшийся из очередной поездки на север Чан Мин застал отца в полупустом доме, с кучкой старых слуг, больного и потерянного. Пришлось ругаться с родней, искать лекаря в императорской больнице и дорогие лекарства, заниматься усадьбой и возвращать старика к жизни. К моменту отправки каравана он оставить отца не смог, и вот только сейчас получилось вырваться из столицы больше, чем на месяц.