Отец-генерал уже сидел, сжимая зубы и кулаки, гнев (или стыд?) разливался по его лицу бордовой волной, братья безмолвствовали, опустив головы, а дама Нин всхлипывала на полу.
Я решила сместить фокус напряженности и елейным голоском обратилась к папеньке:
— Вы позвали меня, отец, чтобы я выслушала оскорбления Вашей новой жены? Теперь, когда она высказалась, могу я уйти или есть еще желающие проявить ко мне родственные чувства, коих я была лишена в последние три года? Отчет о тратах и делах поместья Вам предоставит эконом Мо, о состоянии бабушки Вы можете справиться у лекаря Гуаня…
Я не успела закончить, как слово взял второй брат:
— А ты изменилась сес…Чень Ю.
— Вы тоже, второй молодой господин Гу — показательно-ласково пролепетала и присела, слегка повернувшись в сторону говорившего. — Смею надеяться, что все изменения случились по воле богов и призваны научить нас необходимому и нужному.
Генерал-таки сумел взять себя в руки, сделал жест в сторону слуг, чтобы подняли супругу, и провозгласил:
— Три года траура по твоей кровной матери завершились. Пришла пора выдать тебя замуж. Ты хорошо справилась с делами в мое отсутствие, — он буквально выдавил из себя эти слова, — и с помощью старейшине — тоже. Завтра будет прием по случаю нашего возвращения, где я представлю тебя нескольким молодым людям, которых выбрал как потенциальных женихов. Будь готова выполнить свой долг перед семьей и выйти замуж за одного из них.
— Мне будет позволено выбрать, отец? — с легкой иронией спросила родителя тела. — Или эти смотрины — пустая формальность?
— Ты… сможешь… высказаться… — главе семьи было явно не по себе, впору обнять и плакать.
— Однако, решение за Вами? Будет ли мнение бабушки иметь значение в этом вопросе? — снова надавила на «больную мозоль».
Генерал аж заерзал на стуле, а браться недоуменно переглянулись: удивились формату общения? Ха!
— Матушка…Ей трудно ясно мыслить… Не думаю, что… — залепетал (не иначе) доблестный вояка.
Я перебила «оратора»:
— Позвольте спросить, отец, на чем основано Ваше заявление об умственной неполноценности Вашей матушки? Вы сделали этот вывод на основании утренней встречи? Или Вас об этом уведомил лекарь? Или кто-то другой? — я посмотрела в сторону наложницы Нин.
Та не подвела:
— Она не может говорить! Она… она похожа на ребенка, как она может принять важное решение? Муж мой, старой госпоже Гу требуется более качественный уход в ее положении, а не общение с этой… — дамочка фыркнула в мой адрес, продолжая демонстративно прикладывать ладонь в поврежденной щеке, не забывая всхлипывать между словами, дуть обиженно губки и хмурить бровки. Артистка погорелого театра! Хотя, думаю, ей действительно больно…Впрочем, сама виновата!
«Юля, не отвлекайся!» — напомнила себе и ответила:
— Умение говорить не свидетельствует о здравом рассудке, госпожа Нин, как и молчание — о недостатке ума и здравомыслия, в чем на Вашем примере могли убедиться все присутствующие буквально несколько минут назад. Бабушка действительно не может говорить, к несчастью, хотя я надеюсь на лучшее…Но ни рассудок, ни память она не потеряла, и в этом Вы сможете убедиться лично, если постараетесь привыкнуть к общению с ней иными способами. Это трудно, но возможно, — отчитала я эту ледь, кинув заодно камень в огород настоящей родни.
Братья тихо перешептывались, поглядывая в мою сторону, а луноликая принцесса устало позевывала. Надо заканчивать дозволенные речи — как бы опять не сомлела статусная невестка.
— Надеюсь, отец, что Вы не будете судить о вещах так же поверхностно, как некоторые… И еще один вопрос. Замужество — единственный вариант моего будущего?
Генерал не ответил и нетерпеливо махнул рукой, мол, иди уже! Я откланялась и покинула высокое собрание. Битва еще впереди, хотя…И так все ясно.
Интерлюдия
— Брат, тебе не кажется, что сестра… То есть, Чень Ю, сильно изменилась? Мы не виделись…Сколько? Больше шести лет? Раньше она вела себя льстиво, старалась понравиться, не спорила с отцом, просила подарки. А сейчас ведет себя дерзко, держится отстраненно, не смотрит в нашу сторону. Непривычно как-то…Странно…