Мы никак не могли расстаться с насиженным местом, и все лето ошивались возле нашей поляны, наблюдая за тем, как ее увечат. Если раньше нас окружал дикий лес, то теперь всюду шныряли люди, собаки и машины. Даже ходить днем стало небезопасно, достать еды было негде, мы начали голодать. Если кто-нибудь решался на вылазку, почти всегда это заканчивалось плохо. Однажды Раньо и Дзандзаро попытались сходить в город за продовольствием, но их заметил патрульный офицер полиции и начал преследовать. Им едва удалось скрыться.
Людям зачем-то понадобилось строить дорогу от шоссе до нашей поляны. Грузовики привозили кучи гравия на строительную площадку, и Луковка с Чеви-зори даже придумали себе развлечение — по ночам, когда работы прекращались, они рылись в кучах щебенки, пытаясь найти там красивые камушки. Однажды они так увлеклись, что не заметили подкравшегося к ним охранника, и тот схватил обеих за шкирки. К счастью, Луковке удалось извернуться и укусить его за ладонь. А зубы у нее еще те. Теперь этот работяга может гордиться: он единственный человек в мире, у которого есть шрам от укуса феи.
В другой раз Лусхог обнаружил в кабине одного из грузовиков початую пачку сигарет, лежавшую на переднем сиденье. Он влез внутрь, но случайно задел коленом клаксон на руле. Тут же из деревянного сортира выскочил шофер и, застегивая на ходу штаны, бросился к своей машине. Лусхог успел незаметно выскользнуть наружу и скрыться в лесу, но так как ему очень уж не терпелось закурить, он, едва зайдя в заросли, чиркнул спичкой, прикурил сигарету и жадно затянулся. В тот же момент раздался звук выстрела, и над его головой просвистел заряд дроби, потом еще один. Чертыхаясь, смеясь и кашляя, Лусхог бросился наутек.
После всех этих инцидентов Бека решил ограничить нашу свободу передвижения. Он запретил нам ходить по одному, а в дневное время — вообще появляться на открытых пространствах. Также он отменил любые вылазки в город, и я скучал по нашим с Крапинкой походам в библиотеку, по уютной тишине подвального убежища… Все мои книги и записи были утеряны. Осталась лишь тетрадка Макиннса да изображение женщины в красном плаще. Я довольно долго не вел дневник, и потому можно сказать, что этого времени не было вовсе.
Чтобы добыть какое-то пропитание, Раньо, Дзанд-заро и я сплели силки и после долгих мучений поймали несколько рябчиков. Весь клан устроил по этому поводу праздник. Мы вместе ощипали птиц и вплели их перья себе в волосы, как гуроны. А потом, наплевав на предосторожности, разожгли костер и зажарили дичь на вертелах. Когда после пира костер потух, мы завалились вокруг него спать, и ночь укрыла нас теплом уходящего лета, как будто наши матери вдруг вернулись к нам и подоткнули детские одеялки под наши спинки.
Утром Бека, надев на себя, как всегда, маску «самого главного», произнес речь в стиле Игеля:
— Мы разозлили людей, и покоя нам теперь не будет. Очень плохо, что мы потеряли этого мальчика, но было бы гораздо хуже, если бы мы теперь таскали его с собой.
Луковка, любимица Беки, теперь играла роль шута при короле Лире:
— Но у них ведь есть Игель! Чего им еще надо?!
— Она права. Они же нашли своего «Оскара», — присоседилась Киви. — Это мы потеряли одного из наших, а не они. Чего ж они бесятся?
— Это не из-за мальчишки. Просто они обнаружили нас. Обнаружили наш лагерь. И теперь не отстанут от нас до тех пор, пока не поймают или не прогонят прочь. Сто лет назад в этих местах водились койоты, волки, пумы… Каждую весну сюда прилетали огромные стаи птиц, а в реке было полно рыбы. Встречались даже черепахи. Я помню времена, когда в сараях у людей сушились по сотне волчьих шкур. Где теперь это все?! Люди истребили и уничтожили все живое вокруг себя. Игель был прав: мир меняется, и скоро в нем не останется места для нас.
Я внимательно слушал речь нашего нового лидера, но вдруг заметил, что всем остальным на его слова наплевать. Они о чем-то перешептывались и хихикали, а Смолах вообще отвернулся и рисовал прутиком на земле какие-то фигуры. Бека тоже это заметил:
— Вы думаете, что лучше меня знаете, что нужно делать? — закричал он.
Смолах даже не пошевелился.
— Я самый старший из вас, и по закону должен быть главным! И я не потерплю, чтобы кто-то усомнился в моей власти.
Крапинка поспешила его успокоить:
— Никто и не оспаривает твою власть. Все будет по закону.
— Я тут набросал карту окрестностей, — тихо сказал Смолах. — Давайте обсудим, куда нам идти.