Гокадзе поднял руку:
— Минуту внимания!
Многоголосый шум за столом стих.
— Друзья, — начал Гокадзе, — сегодня много пили за мое здоровье и пожелали мне столько лет жизни, что если эти годы сложить вместе, затем разделить на всех гостей, дорогих и всегда желанных в моем доме, то на каждого достанется по сто с лишним лет. Я человек щедрый и с удовольствием поделюсь с вами!
Кто-то из почитателей вина принял последнюю фразу за команду действовать и хотел уже было приложиться к бокалу, но Сандро предупредительным жестом остановил их:
— Друзья! Среди нас находится летчик-испытатель Андрей Николаевич Аргунов. А ведь никто даже не предполагает, что с ним мы когда-то вместе начинали первые шаги в небо. Правда, летчик из меня не получился, а какой я инженер-конструктор — не мне об этом судить. Но сейчас не обо мне речь. Так вот, друзья, я поднимаю тост за повелителя того сверкающего чуда, которое мы видим в нашем мирном небе, за шеф-испытателя Андрея Аргунова и…
С другого конца стола подхватили:
— Желаем в здоровье бодрости, в работе скорости, в жизни вечности, в любви бесконечности!
Центр тяжести застолья переместился на Аргунова. Вообще-то он выделялся среди всех своей внушительной фигурой. Рослый, с богатырским разворотом плеч, коричневый от загара, и только в светлых зеленоватых глазах под рыжими бровями растерянность и недоумение: при чем здесь я? Но к нему уже тянулись рюмки и бокалы. От него требовали слова. Пришлось держать ответный тост.
— Дайте мне микрофон, — прогудел Андрей, хитровато подмигнув на пустой бокал, который тотчас же наполнили. — Давайте выпьем за то, чтобы оружие, которое мы производим, никогда не применялось бы по прямому назначению, чтобы мы возвращались домой не с позиций, а из цехов и чтобы мы, гражданские, никогда не стали бы военными!
— Андрей Николаевич, — к нему через стол наклонился Стратостат Максимович, — а скажите, испытатель — профессия или призвание?
Аргунов помолчал, соображая.
— По-моему, все-таки призвание, — наконец произнес он.
— А как же с ящиком?
— С каким ящиком?
— В который можно сыграть.
Аргунов засмеялся:
— Дурное дело — не хитрое.
И тут Андрей увидел ее — Ларису. Обрадовался, как старой знакомой.
— И вы здесь?
— Конечно. Я ведь правая рука Сандро Вартановича.
— Кем же вы у него работаете? — поинтересовался Андрей.
— Секретаршей.
Стратостат Максимович все допытывался у Аргунова:
— А как с космосом?
— Тихо! — засмеялась Лариса. — Испытатель дает интервью инженеру-конструктору!
Аргунову было приятно внимание девушки. Ради этого он готов был продолжить разговор с захмелевшим Стратостатом, но, чтобы не вдаваться в подробности, ответил:
— Космос еще себя покажет.
— Миллиарды бросаем, а ради чего? Чтобы доказать, что земля имеет форму шара? На этот счет уже давно сказано: «Если хочешь убедиться, что земля поката, сядь на собственные ягодицы и катись…»
— Вот и катитесь, — тихонько заметила Лариса и обратилась к Аргунову: — Давайте-ка лучше танцевать!
— В самом деле, какой праздник без танцев?!
Загремел магнитофон.
Аргунов неуклюже переступал ногами, а Лариса так и носилась вокруг него. Волосы ее рассыпались и касались его лица — нежные, мягкие, щекочущие.
— Можно подумать, что вы всю жизнь только танцами и занимались, — не то упрекнул, не то похвалил ее Андрей.
— Вы угадали, я с детства люблю танцевать. А после школы даже проучилась полгода в хореографическом училище…
— Отчислили?
— Нет, сама ушла. В жизни надо иметь стабильную профессию.
— Стабильную?
— Ну да. Чтоб не зависеть от случайностей. А то моя подруга ногу подвернула — и прощай хореография. Нет, я решила стать конструктором. Правда, сейчас я всего-навсего секретарша… — Она кокетливо взглянула на Аргунова: — Это вас не шокирует?
— Ну почему… — замялся он, — каждая профессия…
— Не каждая! — перебила Лариса. — И я уже пыталась поступить в институт. Но… не прошла по конкурсу. Ничего, — тут же заверила она, — на будущий год обязательно поступлю.
Танец кончился, и они, разгоряченные, отошли к окну.
Аргунов закурил, хотя курить и не хотелось. Посмотрел в небо. Оно все серебрилось звездами и только в одном месте чернело пустотой, будто кто захлопнул в небе окошко. Правда, приглядевшись, и среди этой черноты он увидел одинокую звезду. Она будто подмигнула ему, спрашивая: «Плохо, когда ты один, вместе веселее?»