— Домой?
— Нет, ты поезжай. Мне нужно к Волчку. Как он там один?
…А Волчок был не один. Возле его кровати сидел Волобуев и молчал. Он вообще принадлежал к тем великим молчальникам, из которых слово хоть штопором вытаскивай. Мало кто на заводе знал, что Волобуев — мастер самолетного спорта. Перешел он на испытательную работу пять лет назад, а до этого обучал курсантов искусству пилотирования самолетом в Высшем военном авиационном училище летчиков.
— Как там дела? — слабым голосом спросил Волчок.
— Нормально.
— Летаете?
— Угу.
— Наверно, костят меня?
— Нет, жалеют.
Волчок лежал в отдельной палате, и возле него круглосуточно дежурила медсестра. Когда к нему приходили товарищи, она предупреждала, чтобы не утомляли его разговорами, и ревностно следила, выполняется ли ее просьба. Самым желанным посетителем, на которого можно положиться, она считала Волобуева — умеет молчать. Зато с Суматохиным глаз да глаз нужен. С три короба наговорит: «Сестричка, милая, буду нем как рыба!», а чуть отлучишься — закипел, расшумелся. Неуравновешенный какой-то…
Медсестра взяла со стола графин и пошла за водой, решив про себя: «Не буду им мешать».
Едва дверь за ней закрылась, Волчок преобразился. Куда девалось его напускное безразличие!
— Жора, я сегодня всю ночь не спал. Думал…
— О чем?
— Неужели все? Неужели отлетался?
Волобуев усмехнулся:
— Лепет.
— Если так… — Волчок сделал попытку привстать, но рука его подвернулась, и он бессильно опустил голову. Глаза его наполнились слезами. — Лучше б и я вместе с самолетом…
— Хватит! — оборвал Волобуев. — Человек не дешевле железа.
— Без неба — разве это жизнь?
Волобуев нахмурился:
— Что ты в жизни понимаешь?
— Теперь начинаю понимать.
— Вот то-то…
Валерий немного помолчал.
— Вам-то что, вы в таких переделках небось не бывали.
— Да уж где нам! — лениво процедил Волобуев.
— И все-таки, — горячился Валерий, — неужели с вами никогда не было никаких ЧП?
— Да вспоминать об этом…
Медсестра принесла графин, поправила на тумбочке салфетку, посмотрела на Волобуева:
— Вы еще тут помолчите, а я в магазин сбегаю, ладно?
— Хорошо.
Валерий поерзал на кровати.
— А все-таки я вам не верю. Я видел вашу летную книжку. В разделе «Летные происшествия» написано: «Авария».
— Было, — протянул Волобуев.
— Расскажите.
— Неинтересно.
— Скучный вы человек! — Волчок обиженно отвернулся.
— Ладно, — помолчав, сказал Волобуев, — все равно медсестру ждать. С курсантом горели.
— Горели? Как?
— Обычно. Дым. Огонь.
— Ну а дальше?
Волобуев, казалось, не слышал.
— Закурить бы…
Волчок безнадежно махнул рукой:
— Иди ты, Жора, домой. Молчать мне и без тебя тошно. Лежишь здесь, как в могиле…
— Ну ладно, слушай. Летим мы, значит, в зону, скребем высоту. Когда смотрю: горит лампа «Пожар». Да вдобавок и температура подскочила. Сделали змейку — за хвостом дымище. Что делать? Докладываем руководителю полетов, а с земли нам командуют: выключить двигатель и покинуть самолет.
— Я бы лучше на вынужденную пошел! — перебил Волчок.
— Вот… Выключили мы, значит, движок. Спрашиваю: «Что ж ты не прыгаешь?» А он: «Катапульта отказала». Это уж позже по обломкам обнаружили, что техник забыл предохранительную чеку вытащить. Ну а тогда медлить было некогда — пошли на вынужденную. Не оставлять же курсанта одного на погибель. Управление беру на себя, да только из второй кабины обзор — сам знаешь. «Сбрось фонарь», — приказываю, а сам все внимание — как бы самолет на поле приладить. Приладить-то я его приладил, да не совсем удачно: канава подвела. Полный капот! Перевернулись, горим. Висим вниз головой. «Жив?» — спрашиваю. «Жив, а как вылезти?»
«Ты фонарь, — спрашиваю, — сбросил?» — «Нет», — «Ну и молодец. Гореть вместе будем». Керосин льется, дым, гарь. Сейчас, думаю, как ахнет! Помощи ждать неоткуда — когда еще люди подъедут! Одни головешки останутся. Начал я потихоньку свой фонарь открывать, а он — ни туда ни сюда. Перекосило. Ну тут я и разозлился! Ах ты, черт! На земле погибать? Как рванул фонарь! Вылез. Смотрю: хвост самолета горит, огонь уже к задней кабине подбирается. Надо скорей курсанта вызволять. А как? Был хотя бы топор. Спасибо, булыжник под рукой оказался. Схватил его и давай колотить по плексигласу. Разбил. Выкрашиваю дырку в фонаре. Все руки искромсал — кровища. Под ногами керосин. Вот-вот произойдет взрыв. От дыма задыхаюсь, да и у курсанта, смотрю, голова болтается. Как я его выволок, до сих пор не понимаю. Схватил в охапку — он совсем мальчишка, — и ходу от самолета! Только отбежал — как ахнет!