— Упустил? — сочувствующе спросил Андрей.
— Упустил.
— Ладно, не горюй. Бери в лодке мою пластиковую удочку, уж она-то не сломается.
— Можно, да? — обрадованный Волчок направился к лодке.
Но клев уже кончился: как говорится, лови, пока ловится.
Волчок чуть не плакал: в кои-то веки повезло, и тут сорвалось. Когда такое повторится?..
— Рыбу, брат, ловить тоже надо умеючи, — утешал его Андрей, — а ты сразу и… в штопор.
— Андрей Николаевич!..
— Ну ладно, прости. Принеси-ка лучше хворосту. На уху у нас с тобой хватит.
Костер никак не хотел разгораться: сучья были сырые. Валера долго дул на угли, и хворост наконец занялся слабеньким огоньком.
Андрей зачерпнул из речки воды и пристроил котелок над костром.
— Варить уху буду сам, — предупредил он.
— Вари, — согласился Волчок.
Уха получилась славная — душистая, наваристая, с дымком. Дружно хлебали из алюминиевых мисок, нахваливали, обжигались.
— Что, Валера, на природе-то вкуснее? — глядя на бледное лицо Волчка, спросил Андрей.
— Угу, — промычал тот с набитым ртом.
— Я тебя теперь каждый раз буду с собой на рыбалку брать. Не возражаешь?
— О чем разговор!
Волчок как-то странно посмотрел на Аргунова.
— Слушай, Андрей, а скажи по правде, ты счастлив?
— Счастлив? — переспросил Андрей. — С чего это тебе в голову взбрело?
— Просто так. Только откровенно…
Андрей смотрел в огонь и долго молчал.
— По-моему, счастье — это безошибочно выбрать в жизни свою дорогу. Мне кажется, я ее выбрал. Что ж мне еще надо? А что касается всяких житейских неурядиц… Всяко бывает. Не в них суть. Главное, чтоб духом не падать и не печься только о своих болячках…
— Это верно, — подумав, сказал Волчок. — А вот раньше я не так думал. Чтоб только мне хорошо было. И когда произошла авария, когда меня лишили, кажется, самого прекрасного, я возненавидел весь белый свет. Я задыхался от злости. И даже иногда… Да чего тут греха таить! Иногда просто жалел, что одним махом не свел счеты с жизнью.
Андрей обнял Валерия за плечи:
— Ну, ты скажешь… Жизнь, ведь она… Нет, все-таки хорошо жить!
31
Как на праздник шел Аргунов на работу. Да это и был праздник — ленинский субботник. Стояло теплое, чистое апрельское утро, подсвеченное встающим солнцем, и лишь на западе еще густела темнота, но с каждой минутой, с каждой секундой светлело и там, открывался необъятный простор неба с редкими, потухающими на свету звездами.
Дойдя до поворота улицы, Андрей оглянулся. Его провожали жена и сын. Правда, Виталька спал безмятежным сном в своей коляске, сладко посапывая носом, а Лариса все еще махала рукой: «Мы ждем тебя, ждем». Не было только Ольги: она чуть свет убежала в школу — тоже на субботник.
Рядом с Андреем шли, торопились люди, радостные, оживленные, и все направлялись туда, к заводу, от проходной которого разливалась окрест маршевая веселая музыка. Ее не мог заглушить даже турбинный гул, доносившийся с аэродрома. Гул этот был привычным для всех, и поэтому на него не обращали внимания, и лишь Андрей знал, что это готовят к полету новый самолет. Сначала гул был слабым, на высоких нотах — турбина только начала раскручиваться, — затем стал переходить на все более низкие и мощные тона, и вот уже басовитый грохот заглушил все и вся. Через несколько минут грохот немного спал, перелился в мирное гудение, и наконец все смолкло.
Андрей шел и вспоминал вчерашний разговор с директором завода Копытиным…
— Как самочувствие, Андрей Николаевич? — спросил Копытин, хитро и задорно глядя на вошедшего в кабинет испытателя.
— Спасибо. Пока не жалуюсь.
— Вот и отлично. А у меня к вам просьба…
Они сидели друг против друга через массивный, обитый зеленым сукном стол. На столе — красные, черные, белые телефоны, среди которых один был похож на маленький рояль — с клавишами и кнопками.
Георгий Афанасьевич отодвинул от себя телефоны, облокотился на стол и пытливо заглянул Аргунову в глаза:
— Нужно поднимать новую машину, Андрей Николаевич.
Аргунов удивился:
— А что, разве с фирмы вызывать испытателей не собираетесь?
— Зачем?
— Всегда так делали…
Копытин недовольно забарабанил пальцами по столу.
— А знаете такую пословицу: за морем телушка — полушка, да рубль перевоз?
— Стало быть, экономический эффект?..
— А что? — Копытин слегка улыбнулся, морщинки оживленно задвигались на лице. — И об экономии думать надо. Знаешь, как заказчик за горло взял? Мертвой хваткой. Из-за этого самого экономического фактора. Вот и вертись как белка в колесе. Чтобы и производительность труда повысить и рабочих не обидеть. Как говорится, чтоб и волки были сыты и овцы целы. Но не только поэтому… — Лицо его снова сделалось жестким и строгим: — Хватит нам бедными родственничками прикидываться! А то моду взяли: чуть что, в Москву за песнями… Что у нас, своих песняров не хватает?