– Какая ерунда?
– Школа. Девчонки. Католические мессы. Чёртовы коммунисты. Ядерные бомбы. В смысле, почему люди не могут просто быть счастливы?
Я ничего не сказал.
– Ты ведь не веришь во всё это, да? – спросил он, поворачиваясь ко мне и приподнимаясь на одном локте.
Теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, я видел его контур, покатость его груди, форму его лица.
– Во что именно?
– В коммунистов. «Мировой еврейский заговор» и всё такое. Мой отец всё говорит и говорит об этом. «Расовая война». Железный занавес. Федеральный резервный банк. Золотой стандарт. И все эти собрания Общества Джона Бёрча. Все эти старые скоты приходят и говорят, говорят, говорят, а папа заставляет меня сидеть и слушать, а я не могу сказать ему, что мне просто плевать. Просто, чёрт побери, плевать. Теперь только и разговоры, Рональд Рейган то, Рональд Рейган сё, и один из них предположил, что парень, которого Рейган выбрал своим вице-президентом – какой-то там Буш или кто – на самом деле антихрист, и они войдут в Единое Мировое Правительство, как только Рейган вступит в права в январе, так что теперь их всех это беспокоит. А затем моя мама начинает болтать о том, что папа римский еретик, и что кардиналы и епископы еретики, и церковь уничтожается, и приходит антихрист, и я такой думаю: Боже, просто прекрати! Она считает Иоанна Павла II антихристом. Это отстой, чувак.
Я ничего не сказал. Это была чушь высшего разряда. Мама заживо содрала бы с него кожу за такие слова.
– Мы какое-то время ходили на Новую мессу, – продолжал он, – и мне понравилось. Я люблю гитары! Не понимаю, что там было не так, но мама такая: «Иисус, Мария и Иосиф! Не могу поверить, что они пустили в святилище девочек! Зачем священнику разворачиваться лицом к людям? Это не «обед», это жертвование мессой!» Я хочу сказать, ты не устаёшь от этого? От ерунды традиционных католиков?
– Не знаю, – сказал я.
Правда заключалась в том, что я особо не думал об этом.
Мама была супер-пупер католичкой. Даже больше, чем папа римский. Каждый день были чётки и Балтиморский катехизис. Она носила на шее Чудотворный медальон и постоянно говорила о бедных, страдающих в чистилище душах. Она была не столько мамой, сколько матерью-настоятельницей.
Правда всё это была или нет – что ж, я никогда об этом не думал. Как это могло быть не правдой?
– Я только и хочу, что грешить, – признался Оливер.
– Правда? – это заявление меня удивило. – Например?
– У Рода Стюарта вышел новый альбом, и там есть одна песня – «Ты в моём сердце». И я включил её в своей комнате, а мама вошла на той части, где он говорит о «грудастой» даме. Боже, как она психанула. Сорвала пластинку с проигрывателя и сломала напополам! Я так сильно разозлился. Я потратил на эту пластинку все свои карманные деньги.
– Это праведная песня, – ответил я.
– Но всё, что мне нравится, чем мне хочется заниматься... это всё просто грех. Меня это достало. Понимаешь, о чём я? Всё, чем я хочу заниматься, неправильно.
– Например? – спросил я, искренне заинтересовавшись.
– Ну, ты знаешь.
Он замолчал.
На самом деле, нет, я не знал.
– Тебе никогда не хотелось... – прошептал он, подвигаясь ближе ко мне, касаясь моего плеча. Не по-приятельски, а словно говоря: «может, нам стоит быть больше, чем друзьями».
Моё тело задрожало.
– Ты понимаешь, о чём я? – довольно серьёзно спросил он, его лицо приближалось к моему.
Я ничего не ответил.
Он положил руку на мою голую грудь и оставил её там, будто мы были просто друзьями, будто все парни так делают, будто у нас просто завязалась небольшая поздняя беседа в нижнем белье.
– Я бы хотел, чтобы у нас был такой же классный час в школе, – сказал он, его губы уже находились в паре дюймов от моего лица.
– Правда?
– Да! Тяжело быть друзьями, когда никогда друг друга не видишь.
– Оу.
– Ты странный.
– Разве?
– Точно. Но это нормально.
Он откинулся обратно на подушку, и я вздохнул от молчаливого облегчения.
– Я всегда сплю голым, – шёпотом объявил он. – Надеюсь, ты не считаешь меня извращенцем или ещё что-то, но мне становится так жарко...
Он пошарил руками под одеялом, снял свои трусы и отбросил их в сторону.
Факт был в том, что в его комнате было не так уж жарко. На самом деле, даже немного прохладно.
– Спасибо, что разрешили нам остаться на ночь, – произнёс я, не зная, что ещё сказать.
– Дерьмовый день, да?
– Да, – согласился я.