– Симпатично, – ответил Чарли.
– В свитере на танцах будет слишком жарко, но он хотя бы хорошо выглядит, – сказал я, глядя на себя в зеркале. – Может я смогу надеть его на собрание.
– Что за брание?
– Собрание. Ты знаешь. Их проводят в школе. Это когда ты идёшь в спортзал, и там разговаривают, или показывают программу, или что-то ещё. Это называется собранием.
– Тебе нужно идти на брание?
– Я тебе это говорил, Чарли. Я буду завтра играть на фортепиано во время школьного собрания.
– Ты будешь играть?
– Да.
– Можно мне прийти?
– Ты в начальной школе.
– Но я хочу прийти.
– Ну, иногда разрешают прийти ученикам с особым обучением. Нужно будет узнать.
– Си-Си?
– Да?
– Ты не боишься?
– Чего боюсь?
– Человека в шкафу.
– В шкафу нет никакого человека. О чём ты говоришь?
– Ты его не видишь. Нужно сначала заснуть.
– Зачем?
– Ты не боишься?
– В шкафу никого нет, Чарли. – Я раздвинул одежду, широко открыл обе дверцы. – Видишь? Там никого.
– Нужно сначала заснуть.
Я понятия не имел, о чём он. Время от времени он говорил такие странности, так что я выбросил это из головы. Я копался в куче одежды, в поисках идеальной рубашки на танцы, желудок был полон волнения.
Я не собирался идти на танцы с Оливером Ковски. Я вообще не собирался с кем-то идти. Но шёл. Мне не удастся потанцевать с Олли, но я мог посмотреть, как он танцует с кем-то другим. Эта мысль вызвала у меня странные эмоции. Немного злости, немного ревности, немного надежды, немного волнения, немного беспокойства. Какая мне разница, если он будет танцевать с кем-то другим? Что он должен был делать? Танцевать со мной? На виду у всей школы? С таким же успехом можно было сказать миру, что мы педики, влюблённые друг в друга.
Но... разве было бы не круто, если бы он танцевал со мной?
Я примерил ещё несколько рубашек, отбрасывая каждую с нарастающей тревогой.
Когда я в следующий раз нашёл что-то, что мне понравилось, и захотел продемонстрировать Чарли и узнать его мнение, я развернулся и обнаружил, что он уснул.
Глава 36. Ты моё солнце
– Удачи, ребята, – сказал мисс Кин, ярко улыбаясь и подбадривая, пока мы шли по спортивному залу, чтобы занять свои места.
– Давайте поаплодируем, – сказал на сцене мистер Харрис, – хору старшей школы Вест-Брэнч, под руководством мисс Джинни Кин. Они споют несколько песен в честь Дня Святого Валентина, пока мы ждём группу, которая сыграет на сегодняшних танцах, чтобы они сыграли нам отрывок того, что покажут вечером. Давайте послушаем!
Вежливые восклицания, крики и аплодисменты доносились от учеников, собравшихся на трибунах, что включало в себя учеников с особым образованием, как я видел. Они сидели прямо впереди, среди них был и Чарли.
Чарли поднялся на ноги и яростно захлопал в ладоши, будто сам Элтон Джон удостоил нас своим присутствием. Пронеслась волна смеха, пока люди наблюдали за ним.
Хор занял свои места, в то время как я сел за фортепиано, чувствуя странное спокойствие. Я знал, что хорошо умею играть на фортепиано. Все так говорили. Я не переживал, что облажаюсь. Я знал, что умею это делать, и хорошо делать, и собрание было возможностью напомнить другим ученикам, что я не полный идиот.
– Доброе утро, ученики, – сказала мисс Кин. – Сегодня День Святого Валентина, и в духе любви мы хотели бы...
– Си-Си! – крикнул Чарли, снова вставая и зовя меня по имени. – Си-Си!
Его голос прозвенел по спортивному залу.
Ещё больше смеха.
Я помахал Чарли рукой, жестом призывая его сесть, надеясь, что он не устроит сцену.
– Си-Си, ты будешь петь? – спросил он.
Ученики снова рассмеялись.
Его учитель, миссис Делия, схватила его за руку, веля ему сесть и молчать.
– Я не хочу сидеть, – раздражённо воскликнул он. – Я не хочу, и вы не можете меня заставить. Мы не грёбаные коммунисты!
Ахи.
Смех.
Лицо миссис Делии покраснело.
– Сядь, Чарли, – приказала она строгим голосом.
– Я не хочу садиться. Си–Си? Скажи ей! Я не хочу садиться!
– Ты должен сесть, приятель, – крикнул я, внезапно сильно занервничав, пока весь зал смотрел на этот разговор. – Пожалуйста, Чарли. Будь хорошим мальчиком.
– Но я не хочу садиться, и ты не можешь меня заставить! Скажи ей, Си-Си! Скажи ей! Мы не грёбаные коммунисты!
По тону голоса Чарли и по выражению его лица я видел, что он вот–вот сорвётся. Я не знал почему. Возможно, он был в замешательстве от того, как люди указывают на него и смеются над ним.