– Наверное.
– Что значит «наверное»? Боже, Си-Си, если полиция об этом узнает, твоего отца наверняка засадят.
– Почему?
– Это неправильно, вот почему. Ты не помнишь, что случилось с отцом Ребекки, когда все узнали, что он делал с её старшей сестрой? Его арестовали, приятель. Он сел в тюрьму. С детьми нельзя такое делать. Ты этого не знаешь?
Я признался, что не знал. Не особо думал об этом. Не особо считал это «сексом». Это была просто отвратительная вещь, которую отец заставлял меня делать.
– Пообещай мне кое-что, – сказал он.
– Что?
– Не позволяй никому заставлять тебя делать что-то, чего ты не хочешь. Даже мне. Обещаешь?
– Мой папа единственный, кто когда-либо делал со мной что-то такое.
– Ну, если он когда-нибудь ещё попытается, ты должен послать его к чёрту. А ещё лучше сказать ему, что ты пойдёшь к копам, и его арестуют. Знаешь, что делают с парнями, которые садятся за растление маленьких детей? Боже! К тому времени, как с ним закончат, у него зад будет кровоточить.
– Почему? – спросил я.
– Потому что он извращенец! – воскликнул Оливер. – Боже, ты ничего не знаешь?
Я опустил глаза.
– Я не так хотел выразиться, – сказал Оливер, беря меня за руку и сжимая её. – Мне не нравится видеть, как люди причиняют тебе боль.
– Он не делал мне больно.
– Зачем ты это делаешь?
– Что делаю?
– Заступаешься за него.
– Он особо ничего со мной не делал.
– Так у вас не было секса?
– Время от времени он заставлял меня ему отсасывать. Он ведь меня не насиловал и ничего такого.
– Вот бы ты слышал себя со стороны.
– Он мой папа. Что ты хочешь, чтобы я сказал?
– Кто-нибудь ещё знает об этом?
– Зачем кому-то знать?
– Ты не говорил полиции? Или тому соцработнику, которая постоянно приходит?
– Нет.
– Почему нет?
– Не знаю. У моего отца уже и так неприятности. И в любом случае, это стыдно.
– Почему это стыдно?
– Просто стыдно.
– Я не пытаюсь тебя пристыдить, – мягко сказал он. Он положил руку мне на лицо, нежно поглаживая мою щеку. – Я переживаю за тебя, вот и всё. И я хочу тебе помочь. Хочу, чтобы ты был счастлив.
– Почему?
– Потому что ты делаешь меня счастливым. Это для собственной выгоды. Так сказала бы моя мама.
В спортзале группа начала играть «Crocodile Rock».
– Мы не закончили, – сказал я. – Я всё ещё должен удовлетворить тебя.
– Ты не должен меня «удовлетворять», – нахмурился Оливер.
– Я хочу.
– А я не хочу, чтобы ты это делал. Если только действительно не хочешь.
Я не ответил. Вместо этого я начал возиться с его ремнём.
Глава 40
Придя домой в тот вечер, я включил на проигрывателе «Rumours». Завтра нужно в школу, но я был слишком взволнован, чтобы уснуть. Я был в настроении для Fleetwood Mac. В настроении для Стиви Никс, если быть точнее, с её кружащими мистическими словами и гипнотическими ритмами. Я пропустил первый трек и перешёл прямо к «Dreams», но держал громкость пониже, чтобы Чарли не проснулся.
В «Dreams» было только два аккорда в миноре. В ней не было ничего особенного. Я играл её на фортепиано. Это было свидетельством гениальности Fleetwood Mac – то, что они могли сделать так много из такого малого.
Песни, которые написал я сам, лежали в верхнем ящике комода аккуратной стопкой. Я открыл ящик и посмотрел на них. Большинство были полным дерьмом. Я это знал. Любительски. Глупо. Слова вроде «я люблю тебя, а ты любишь меня, и так и должно быть». Но несколько были нормальными. Или, по крайней мере, я так думал.
Последняя песня, которую я написал, называлась «Что со мной не так?»
Я прочитал слова сам себе:
Я стою на углу Сорок второй улицы,
И солнце встаёт, пока вампиры засыпают.
И я не могу точно сказать,
Что принесёт этот день.
Может Дева Мария бросит мне кость,
И я думаю о своей матери, и о её словах
Мне в спину, когда я уходил
Она сказала:
«Что с тобой не так?
Как ты можешь быть моим ребёнком?
Что я сделала, что ты такой странный, и такой дикий?
Это очень чудно, и слишком чудно для меня.
Как бы я хотела, чтобы ты ушёл...»
Теперь в моём кармане двадцатка,
Которую я заработал на коленях.
Вот, как ты это делаешь,
Когда живёшь на улице.
И я стою в дверях, пока начинается дождь,
И думаю, ради чего живу...
И думаю о своём отце, и о его словах
Мне в спину, когда я уходил...