– А если он выйдет?
– Мы убедимся, чтобы ваш отец больше никогда не беспокоил никого из вас, Сайрус. Я намерен разобраться с этим и исправить вашу ситуацию. Я не оставлю тебя в подвешенном состоянии.
Должно быть, моё лицо сказало ему о моих сомнениях.
– Ты должен дать мне немного времени, сынок. Это процесс. Сейчас я разговариваю с людьми, собираю информацию. Потом мы выдвинем официальные обвинения. Потом посмотрим, как твой отец ответит на эти обвинения. И если он захочет бороться, то мы будем бороться. И в таком случае он будет дураком, потому что мы не выдвигаем обвинения, которые не можем подтвердить. Но если он захочет пойти этой дорогой...
Я вздохнул, думая о том, что это повлечёт за собой. Суд. Судья. Присяжные. Люди наверняка узнают об этом. Меня могут даже вызвать давать показания. Это будет настоящий момент Перри Мейсона. Эта мысль наполнила меня страхом.
– Мы разберёмся с этим, – заверил меня Форн, будто чувствуя мою тревогу. – И знаешь что?
– Что?
– У тебя большие яйца, парень. Все это видят. Судья тоже увидит и поймёт, что должен поступить правильно по отношению к тебе. Я тебя не подведу. Это сделали уже слишком много людей. Доверься мне, хорошо?
Я отвёл взгляд.
– Кстати, когда-нибудь мы поговорим о ночном хождении по лесу и падении под лёд. Господь всемогущий, я думал, что ты умнее этого. Может, придётся выписать тебе штраф и осудить за подростковую глупость. Но твоя фотография в газете была хорошей. Я показал её своей жене. Она сказала: «Почему этот проклятый дурак ходил где-то ночью?» Я сказал ей, что у тебя были свои причины. Но я рад, что с тобой всё хорошо. Очень рад. Веди себя хорошо, ладно?
Он развернулся, чтобы уйти.
– Лейтенант? – тихо произнёс я.
– Да?
– Зачем он это делал?
Форн не нуждался в том, чтобы я объяснял, что имею в виду.
– Твой отец болен, – сказал он.
– Но я любил его.
– И я уверен, что он любил тебя и до сих пор любит, по-своему. Но у него есть проблемы. Иногда люди, которых мы любим, причиняют нам самую большую боль.
– Но почему?
Он довольно грустно покачал головой.
– Я не понимаю, – признался я.
– Когда-нибудь поймёшь.
Глава 5. Прости
– Готов ехать, бро? – спросил Джордж, кладя одежду на край кровати, чтобы я мог переодеться.
– Почему ты не приходил меня навещать? – спросил я.
– Не знаю. Много чего на уме.
– Прости, Джорджи. Мне очень жаль. Не злись, ладно?
– За что ты извиняешься?
– За то, что я сделал. За всё. Я знаю, что у нас нет денег на больничные расходы, но я подумал, что могу найти работу на неполный день. Мне пятнадцать. Думаю, я могу работать десять часов в неделю. Моя подруга Динна сказала, что ей разрешают работать в МакДональдсе. Я помогу тебе расплатиться.
– Си-Си?
– Что?
– Заткнись. Тебе нужно помочь одеться?
Я свесил ноги с края кровати, готовый снова двигаться. Я был слабым, и ноги болели, но я был более чем готов идти.
– Может, помощь и понадобится, – признался я.
Будто мне было пять лет, он помог мне надеть трусы, штаны и майку, а потом поддерживал меня, пока я опирался на костыль, который мне выдали. Я не мог использовать два костыля из-за гипса на правой руке.
– Твоим ногам нужно как можно больше отдыха, – сказал он. – Так мне сказали. У тебя в левой ноге трещина, с которой ничего особо не могут сделать, но ты не должен слишком сильно на неё давить.
– Мне говорили.
– Ну, надеюсь, ты слушаешь. И я полагаю, ты можешь попрощаться со своим фортепиано. По крайней мере, пока.
– Ты на меня злишься?
– Я на тебя не злюсь. Я устал. Есть разница. Я тоже потерял маму, знаешь ли. И папу. И теперь я постоянно работаю, и у меня никогда нет шанса заняться чем-то, чего я хочу, и я... Я просто устал, Си-Си. И ты мог умереть там той ночью, глупый ты идиот, и что бы я тогда делал? Я должен был быть твоим опекуном, а ты идёшь и вытворяешь такое, и теперь каждый чёртов соцработник в мире садится мне на шею и хочет знать, какого чёрта я не забочусь о тебе должным образом.
– Прости.
– Не нужно извиняться. Просто больше никогда ничего такого не делай. Время от времени тебе нужно останавливаться и думать.
Я закусил губу, сморгнул слёзы.
– О, ради бога, прекрати! – воскликнул Джордж.