Расписался парень в каких-то бумагах. Надя замки принялась закрывать. Какая-то девушка прибежала, чтобы письмо получить, но её корреспондент только ручку искал. Принёс Гоша ещё две кинобанки. Укрыл куском брезента. Наденька сидит впереди на доске, положенной поперёк брички. Смотрит на него. Сел и он. Ездил на разных марках автомашин. И на полуторке, и на ЗИС-5 и даже на ЗИМе командира полка с месяц катал, пока не дали «козлика», а вот телегой ни разу не управлял. Колёс – четыре. Но вместо двигателя живое существо. Лошадка. Вожжи – это руль. Думает Гоша. Тормоз, как ручной, так и ножной – отсутствуют. Педаль газа – не видать. Стараясь не показать своего дилетантства, Георгий берёт вожжи и начинает их дёргать, причмокивая губами. Этот процесс запуска телеги и коня в действие видел в далёком детстве. Надя смех пытается спрятать, но не может. Фыркает, прикрывая ладошкой ротик.
– Васятка привязал к ограде чем-то. Отвязать надо.
…Сконфуженный таким поворотом транспортного дела, Скирдин спрыгнул, привёл лошадку в надлежащее состояние, и поехали они за посёлок. Не хочет коняга быстро ехать. Что только не делал рулевой. Пугал вожжами, сорвал стебель полыни. Не бежит и всё. Оглянется на сидящих, ухмыльнётся лошадиной ухмылкой и опять топ, да шлёп по пыли копытами. Скрипит телега. Катятся колёса. Надя смеялась, смеялась, взяла вожжи, да как крикнет звонко и дерзко: «Но!!!». Лошадка сначала поскакала, переваливаясь мышцами крупа и, помахивая хвостом, но потом перестала бежать и заперебирала ногами нехотя и плавно. Гоша и Надя не знали того волшебного слова, а точнее, слов, которые всегда произносит хозяин лошади, развозивший к тракторам и комбайнам воду и масло, обед и газеты. Поэтому лошадка не принимала во внимание другие слова, другие жесты. Небольшой кнут Надя заложила мешком, в котором что-то шуршало. А его нужно было показать доброй лошади, чтобы начала слушать команды и выполнять их на сто процентов.
Несколько раз вскакивал Гоша и кричал на всю тёмную степь разные команды. Лошадь его игнорировала полностью. Если Надю иногда слушала, делала вид, что хочет побежать, то на Гошины вскрики только хвостом поматывала. Что делать? Не хлестать же бедную совхозную работягу палкой. Она весь день по полю возила бочку с водой, слушала нецензурные слова конюха и рокот тракторных двигателей, пахавших зябь.
До райцентра недалеко. К утру доберутся. Если раньше приехать, то ночью кто будет кинобанки и деньги принимать? Ночью в райцентре обязательно спят. Это в совхозе при электросвете работают плотники. В колхозе, по полям которого ехали Надя и Гоша, было тихо и безобразно пустынно. Зябь вспахали. Тракторы возили солому на фермы только днём. На полевых станах светили редкие фонари.
Разговаривали Надя и Гоша на разные темы. Луны не было на старом небе. Отдыхала. В густом мраке просматривались пятна копён у дороги и сама дорога, уходившая перед лошадью вдаль. Гоше нравилось нечаянное поручение директора. Он бы мог каждую ночь ездить в райцентр, ощущая боком тёплый плащ девушки. На его счастье начал накрапывать дождь. И Георгий подтянул к себе кусок палатки, в которой они жили весной, укрыл Наденьку и себя. Лошадке брезента не досталось, и она укрывалась от сырости собственной шерсткой и шкурой. Через полчаса дождь припустил, и лошадка прибавила ходу. А Надя и раньше неохотно отвечала на вопросы спутника, а то и вообще перестала разговаривать. Лошадь не быстро бежит. Надя тихо молчит.
– Не хотите со мной разговаривать, просто поддерживайте беседу, чтобы дорога сокращалась немного.
– Хочу, – говорит она. – Но я боюсь. – Смеётся тихо и радостно.
– Чего меня бояться? Я же вам давно известен. Как только вы приехали в мае в туфлях. И застряли на обочине. Я – как раз зерно вёз. Ваш чемодан перевязал проволокой, и туфли ваши из грязи доставал полчаса. Вы же их потеряли. – Надя ещё больше смеётся.
– Это были вы? – радостно спрашивает она, и теснее прижимается к той его стороне, у которой наган прикреплён. Гоша его хочет сдвинуть назад. Никак. Вперёд попробовал. Получилось. – Я думала, что на улицах уже асфальт. Почему-то писали, что сначала строят целинникам дома, детские садики, школы, а потом только привозят людей работать.
– Так было бы намного лучше, – согласился Скирдин. – Ни магазина, ни клуба. Живём, как на необитаемом острове. Будто нас выбросило штормом. …Интересно, но неудобно. До медпункта надо час добираться. Это в лучшем случае. Приехали несколько семей. Куда деть детей? …Трудности нас не пугают. Согласен. Вы же простыли, пока брели по холодной воде в туфлях. Никто вас не встретил на вокзале.
– Девочки поехали дальше в Казахстан, а у меня была путёвка сюда. Вот я и не звонила директору. Думала, что и общежитие есть…
Дождь идёт себе. Коняга шлёпает копытами по лужам. Ни звёзд, ни огней. Степной осенний мрак. И тут вот началось у парня непредвиденное. Хотя и ничего не ел молодой человек перед поездкой, а приспичило, выражаясь народным языком. А тут животное приостановилось и нагло принялось справлять возникшую у неё большую и малую нужду. Это событие, обладающее не только запахом, но и звуками, привело Гошу в шок. Он хотел покинуть качающееся средство передвижения, но крепился, из последних сил. Терпел и увидел, что лошадка приближается к светлому пятну. «Ёлки зелёные! Копна!» Чуть не заорал Скирдин.
– Коняга есть хочет, – говорит осчастливленный Гоша и оставляет вожжи. – Вот тебе ужин. – Говорит Скирдин, суя в рот лошади мокрую солому. Шуршит себе парень, чувствуя облегчение, а сам зачем-то какие-то ремешки на лошадиной амуниции развязывает. Скорей всего, ему попал под руку главный предмет конной экипировки – хомут. Есть такая штука. Она держит оглобли, дугу и надевается через голову. Вздохнув радостно и почти счастливо, паренёк подумал: «Вдруг ей тоже надо, – незная, как девушке сказать о суровой необходимости, решился.
До третьего класса он и его друзья считали, что любимая учительница Лидия Антоновна никогда не ходит в туалет. Не замечали дети, чтобы она спешила на перемену. Исходя из чувства заботы и солидарности, как бы спросил:
– Надя, а вы знали, что учителя в туалет посещают? …Я думать даже не мог, что наша Лидуся может, как и мы, до перемены не дотерпеть.
– Какой вы тактичный, Гоша, – ласково сказала Надя. – Я бы могла сухарик погрызть. А больше ничего не хочу. Забыла куда положила сумку. Там у меня бутылка с молоком и пирожки с картошкой. С Аней пекли вчера. Она медсестра.
Хозяйственная сумка забилась под солому и не промокла. Не успела Надя Григорьева обнаружить в ней картофельные пироги, как бричку задёргало, вожжи из рук Гоши кто-то вырвал сильно и грубо. Бричка встала, кто-то вдруг затопал сильными ногами со всех сторон брички. «Банда!» Хватаясь за кобуру, быстро соображал Георгий. «Когда успели выследить?»
– Что это? – спросила Надя, вышаривая мешок в ногах под соломой.
– Окружают. Прячемся в копне. – Гоша схватил Надю, а Надя, не отпуская мешка, поспешила к копне на его руках. Они быстро закопались в солому. Лежали тихо и дышали пылью. Наступила звонкая тишина. Только дождик что-то нашёптывал в солому. Гоша выглянул из копны и увидел телегу. Лошадь отсутствовала. Он понял, что совершил ошибку, развязывая ремешок, который стягивал клешни хомута. Признаваться он не станет. В крайнем случае, сегодня.
– Лошадь! Лошадь! – кричали во всю мокрую и тёмную степь Гоша и Надя. Лошадь не отзывалась и не показывалась. Она вся ушла в темноту ночи и, похоже, навсегда.
– Не расстраивайтесь. Она такая. Она умеет выпрягаться и убегать домой. Дядя Миша рассказывал.
– Это я ей помог дезертировать, – сознался Гоша, и стал вспоминать о том хорошем, что могло у них быть перед лошадиным побегом. Надя вспомнила раньше. Она принесла сумку.
– Костёр мы не разведём. Берите и ешьте. Пироги первого сорта. Волки тут не должны жить…
Гоша стремительно сжевал пирог, ему показалось, что где-то очень далеко кто-то завыл. Спичек у парня не оказалось в наличии, так как курил он редко и неохотно, потому что никто не запрещал. Поэтому пачки «Севера» ему хватало иногда на неделю, если было много работы, а коллеги отправлялись в рейс с папиросами. Надя разрешила испортить патрон, чтобы зажечь костёр. Нужно было сначала вытащить пулю, высыпать порох на тряпку, а тряпку положить на сухую солому, а потом выстрелить. Георгий долго ходил вокруг телеги, ища удобное место, которое могло расправиться с пулей. Постукивая сбоку по гильзе ручкой нагана, Гоша раскачал пулю, аккуратно высыпал порох в Надин носовой платочек. Предстояло попасть ударником в нужный капсюль. Всякий раз, когда Гоша взводил курок, барабан поворачивался, подставляя боевой патрон. Рулетка, – подумал парень, читавший в школе книгу какого-то американского автора. Тогда удалил шесть патронов с пулями, поместив их в карман пиджака. Надя сидела на мешке с деньгами и употребляла молоко из полулитровой бутылки. Скирдин отказался от молока, сказав, что оно испортит его настроение. Надя ласково рассмеялась.