Ольга Васильевна на следующий год вышла замуж за военного и уехала. Тот год был плохим. Я не только потеряла друга и наставника, но и в тот год не стало отца. В шестом классе я начала понимать, что семья катится по наклонной. Мне было жаль брата, но жизнь продолжалась. Я просила отца и маму больше не пить. Но в ответ папа лишь улыбался пьяной улыбкой. Такая улыбка у маленьких детей или дураков. Он находился в своем забвении, и ему там было хорошо. Мама просто просила, чтоб я к ней не лезла. Если папа был добрым, когда выпивал, то мама злилась. Ее все раздражало, особенно я. Тогда я не могла этого понять. Только потом, она призналась, что хотела, чтоб на месте Семы была я, а не он. Я не понимаю этого и никогда не пойму. Почему? Но это и неважно.
Папа иногда мне говорил, что это все временно. Завтра, он начнет все сначала. Надо только подождать. А я верила, пока не поняла, этого завтра не будет. Сколько бы он мне ни обещал. Он не мог изменить ситуацию, поэтому и пил. Он был таким же, как все вокруг. А мама, она сломалась. Она просто сломалась. Не выдержала. Озлобилась.
Он умер по дороге на работу. Врезался в столб. Помял автобус. Вроде не такая уж страшная авария, только осколок стекла прямо в шею вошел. Он быстро умер. Хорошо, что автобус был пустой. Мы его похоронили на старом кладбище. Около церкви, которая меня пугала. По весне туда прилетали черные вороны с большими-большими крыльями и выводили потомство в больших гнездах. У них были здоровые клювы и громкие голоса. Они не любили, когда кто-то нарушал их покой. Или сами по себе были крикливые?
Мама быстро забыла папу. Уже на следующей недели в доме стали появляться какие-то мужики, женщины. Чтоб выжить, она стала варить самогонку и продавать. Мы ставили бражку, потом перегоняли ее по самодельному аппарату. Все, что она продавала, тут же и выпивалось. Мы вроде жили в одной квартире, но при этом стали чужими людьми. Самое тяжелое время началось, когда у меня начался переходный возраст. Я не могла находиться дома. Видеть всю эту грязь. Тогда я стала сбегать. А куда было идти? В нашем поселке было мало мест, где можно было спрятаться. Тогда я и стала ходить в эту церковь. Холодные стены из красного кирпича, вороны, что жили на вершине. Было страшно, но потом я привыкла. Они привыкли ко мне. На кладбище почти никто не приходил. Казалось, что люди хоронили родственников и благополучно о них забывали. А я ходила на могилу отца. Цветочки сажала. Только никогда не разговаривала. Я долго думала, что он меня предал, как и Сема. Странное времяпровождение для подростка. Потом пошло модное течение, когда молодежь стала на кладбищах гулять. Я их отчасти понимала. Там тихо и спокойно. Никто не ругается. Никто не пьет или не спит. Жаль, что приходилось домой возвращаться каждую ночь. Оставаться на кладбище я боялась. Там был даже не суеверный страх, а страх перед людьми. По ночам собиралась молодежь. Сталкиваться с ними совсем не хотелось. Я не уверена была, что они меня не тронут. Зимой я пряталась или в библиотеки или по заброшенным домам. Был у нас дом, в котором провалилась крыша, а в другом — живой осталась лишь комната. Я не говорю о заброшенных домах частного сектора, куда лазили все кому не лень.
Такой дом был совсем рядом от моего. Он мне напоминал усадьбу. Двухэтажный, с пузатой терраской и массивный. Почему-то мне он казался величественным. Всегда казалось, что там бояре должны были жить. Но это детское. Я несколько лет назад приезжала туда. Дом как дом. Рядом с ним росли кусты сирени и жасмина, а еще все заросло вишней и сливой. Но туда никто не лазил. Ходила легенда о жутких призраках и таинственном свете, что появлялся там по ночам. Я долго верила им, как и другая детвора. Этот дом пугал. Туда никто не приезжал. Я ни разу не видела за все время, что жила в поселке.
Не знаю, как я тогда выжила. Во что одевалась, как училась. Там какие-то обрывки воспоминаний. Я помню, что только много мечтала. Одежду нам приносили в обмен на бутылку. А ела уже что придется. Я хотела уехать после девятого класса учиться. Поступить в техникум. Но мама не разрешила. У нее взыграл материнский инстинкт. Она почему-то решила, что если я уеду, то пополню ряды проституток. Как раз набрали учеников для десятого класса, поэтому пришлось учиться дальше, хотя к тому времени я давно перестала учиться. Мне стало неинтересно. Я влюбилась. В одноклассника. И естественно — безответно. Я была старше на полтора года его. Он даже не смотрел в мою сторону. Я же не могла от него глаз отвести. Такой мальчишка смазливый. Блондинчик с голубыми глазами и аристократическими чертами лица. В нем было что-то благородное, когда он молчал. Но стоило ему открыть рот, как оттуда вырывались лягушки, которые квакали матом через раз. Он мог напиться пива. Нюхал клей. Веселый молодой человек, от которого я просто млела. За один его взгляд в мою сторону готова была все недостатки простить. Но он глядел весьма редко. Что меня расстраивало. И тут кто-то из местных предпринимателей договорился с домом культуры, который давно был закрыт, и устроили там дискотеку. Вход платный. Туда собрался весь наш класс пойти, вместе с моим красавчиком.