«На чести любого рода есть свои темные пятна. Личности распутные, безнравственные, аморальные есть едва ли не в каждом знатном английском семействе. Их истории знакомы нам от и до; мы читали о них в книгах, наблюдали в домах соседей, а возможно, и переживали в собственных семьях. Но что если аморальность человека выходит за рамки нашего понимания? Как определить «хороший» человек, или «плохой», исходя из того, с чем раньше никогда не сталкивался? По каким принципам составить своё суждение? "
«РОКФОРДЫ ИЗ УИКЕРШЕМА: ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ И ЗАБЛУЖДЕНИЯ»
ЖУРНАЛ «АЙСИС»
I
ИЮЛЬ 2007 ГОДА
Взволнованно сжимая мамину руку, я выпрямляюсь на заднем сидении автомобиля, мчащего нас по дороге Уикершема. И когда мы подъезжаем к двухстворчатым кованым воротам с фамильным гербом Рокфордов, понимаю, что долгожданный момент наконец-то настал: впереди уже угадываются мои самые любимые пейзажи во всей Англии.
Мы проезжаем через открытые ворота. Высунувшись из окошка машины, я с трепетом разглядываю покрытое рябью голубое озеро и простирающийся на многие мили парк, среди которого между ветвистыми деревьями просматривается поместье. Поместье Рокфорд — загородный дом, принадлежащий папиной семье с восемнадцатого века — больше напоминает сказочный замок, чем обычный дом, со своими величественными колоннами, куполообразными башенками, бескрайними садами и двумя сотнями комнат, большинство из которых мне ещё только предстоит исследовать.
— Вот мы и дома, — весело произносит папа и, развернувшись назад, улыбается нам с мамой.
— Я бы не отказалась от такого дома, — отвечаю я, ёрзая на сидении, — везёт же Люсии, она живет здесь постоянно.
— А тебе везёт жить в не менее замечательном месте в Нью-Йорке, — подчёркнуто строго произносит мама, пресекая любые проявления избалованности ежегодными поездками в Рокфорд.
— Знаю, знаю.
И ведь это правда. Я обожаю нашу квартиру в «Трайбека Апартментс», особенно с того времени, как туда переехала моя подруга Зои Марино. Но с каждым летом меня всё больше и больше влечёт поместье Рокфорд со всеми прелестями английской загородной жизни: утренними верховыми прогулками по полю с кузиной, игрой в крикет на лужайке, послеполуденными чаепитиями в Розовом Саду, а в дождливые дни — посиделками в огромной библиотеке и прогулками по длинным коридорам, увешенным шедеврами живописи. Но в особенности… визитами единственного мальчика, с которым я хочу дружить — Себастьяна Стенхоупа.
Вряд ли я когда-нибудь пойму, почему мама с папой после моего рождения решили уехать из рокфордского рая. Сколько я ни спрашивала, их ответ сводился к одному: мы переехали в Нью-Йорк из-за папиной работы — и это, по-моему, странно. Как будто в Англии не нужны юристы.
Но моим размышлениям наступает конец, как только мы подъезжаем к ещё одним воротам под высокой каменной аркой, ведь это значит, что мы почти на месте. Шурша колёсами по гравию, автомобиль сворачивает на извилистую подъездную дорожку, петляющую между идеально подстриженными газонами. И вот перед нами Большой Двор поместья, огражденный резными каменными стенами, колоннами и башнями. В нескольких ярдах, на лестнице, ведущей в особняк, нас встречают родственники со штатом прислуги.
— Следи за манерами, Имоджен, — мягко наставляет меня мама, пока машина останавливается перед домом.
Я киваю, сгорая от нетерпения. Водитель спешит открыть перед нами дверцы, и мы с мамой следуем за отцом в Большой Двор. Я ступаю на рокфордскую землю, затаив дыхание. Сердце колотится от избытка чувств, которые переполняют меня исключительно здесь. В волосах играет ветер, вслед моим шагам распускаются цветы, и по телу разливается волна адреналина, пробуждая эмоции, которых дома мне так не хватает. Сегодня это ощущается даже сильнее, чем в прошлые годы. Интересно, наша с поместьем особая связь заметна со стороны, или же она существует лишь в моём воображении?
Листочки на деревьях и те колышутся теперь в мою сторону, и, потянувшись к ним, я чувствую в ладонях лёгкую дрожь. Но подойти к деревьям мне не удаётся. Папа берет меня за одну руку, мама — за другую, и вот я вприпрыжку шагаю с ними в сторону толпы на парадном крыльце.
Я сразу отыскиваю взглядом кузину Люсию, но прекрасно знаю, что здороваться в первую очередь положено не с ней. Вместо этого мы с родителями подходим к седовласому господину в инвалидной коляске — моему дедушке, герцогу Уикершема. Папа отвешивает торжественный поклон и целует своего отца в щёку. Мама склоняется в реверансе, и я следую её примеру, заливаясь румянцем, как и всякий раз, когда мне приходится делать реверанс на людях.