Выбрать главу

Перед очередной встречей с Джеммой я успеваю связаться по Skype с Марино, общение с которыми для меня как глоток свежего воздуха. Я с облегчением замечаю, что Кэрол и Кит уже не такие угрюмые, а Зои в своём репертуаре болтает без умолку. Они засыпают меня вопросами, и, изложив существенно подправленную версию событий с матча по поло и ужина у Стенхоупов, я осознаю, как много всего приходиться утаивать.

После просмотра вместе с Джеммой моего «Летнего Календаря Мероприятий» и очередного урока этикета с Бейзилом Кроуфордом я наконец-то свободна.

Взволнованно отыскивая номер Себастьяна, я тщательно обдумываю текст сообщения и в итоге пишу просто: «Привет. Не передумал насчёт Лабиринта? Имоджен».

Уставившись на телефон в ожидании ответа, я начинаю понимать смысл выражения «сидеть как на иголках». Я пытаюсь занять себя чтением, глупой игрой на iPad, но всё равно не могу отвлечься от не-издающего-ни-звука телефона. И только уже почти отчаявшись, наконец слышу сигнал.

«Прости, был на тренировке. Подъехать сейчас?»

С замиранием сердца я отправляю слово: «Да».

Я стою у входа в Лабиринт со стенами из живой изгороди, футов десяти в высоту. В последний раз я была здесь вместе с отцом много лет назад и сейчас на какой-то миг теряюсь во времени. Ничего не изменилось. Можно подумать, что мне снова десять лет, и в любую минуту из-за угла покажется папа.

— Имоджен.

Я цепенею. Неужели и правда вернулась в прошлое? Неужели это он? Но обернувшись, вижу приближающего Себастьяна и испытываю весьма спутанные чувства: мое сердце одновременно болит и радуется. Не его я так надеялась сейчас увидеть — тот человек никогда не вернётся. Но при виде Себастьяна на моих губах расцветает улыбка, а в животе начинают порхать бабочки… и я понимаю, что чувства к нему — единственное, что проходит через всю мою жизнь от самого детства. Так как же они, пусть даже не взаимные, могут быть неправильными, напрасными, если связывают меня с собой прежней?

— Ты в порядке? — спрашивает Себастьян, подойдя поближе.

— Просто вспомнила о родителях, — признаюсь я, — в последний раз я была здесь… в тот день. С папой.

Себастьян смотрит на меня с сочувствием.

— Это действительно тяжело, — он замолкает, — ты хорошо их помнишь?

— Да, жаль только, что почти все воспоминания относятся к тому последнему дню… наверное, потому что я часто вижу его во сне.

Себастьян в успокоительном жесте кладет руку на моё плечо, и мне ещё больше хочется ему довериться.

— Это повторяется каждые несколько недель. Сон начинается невинно, даже дарит мне ложное чувство счастья. И хотя в итоге он всегда обращается кошмаром, и я просыпаюсь в холодном поту, всё равно не хочу, чтобы он перестал мне сниться. Потому что благодаря ему наш последний разговор с папой я знаю наизусть. Потому что благодаря ему я помню лица родителей и их улыбки. Этот кошмар не даёт мне их забыть.

— Джинни.

Вдруг я чувствую прикосновение тёплых сильных рук Себастьяна и оказываюсь в его объятиях. Спрятав голову на его груди, я наслаждаюсь нашей близостью. Знаю, это дружеские утешительные объятия и не более. Но сейчас это всё, что мне нужно.

Внезапно перед глазами отчётливо возникает образ Люсии, и я виновато отодвигаюсь от Себастьяна.

— Прости. Это я должна сейчас тебя утешать. Ведь здесь… в этом месте она… — я запинаюсь, чтобы не произнести последнее слово: умерла, — для тебя это, видимо, ещё труднее.

Себастьян угрюмо отводит взгляд.

— Не хочу об этом говорить. Я же сказал, что справлюсь. Не беспокойся

Я окидываю его взглядом, прикусив губу.

— Хорошо. Если ты в этом уверен… Я хочу показать тебе кое-что.

Я достаю из кармана свитера статью отца и протягиваю её Себастьяну.

Читая её, он меняется в лице, а когда снова поднимает глаза, видно, что он впечатлен.

— Твой папа был для меня героем ещё с тех пор, как учил играть в поло. А прочитав это, я стал о нём ещё более высокого мнения.

Я улыбаюсь сквозь слёзы.

— Это очень много для меня значит.

Себастьян переводит взгляд на вход в Лабиринт.

— Готова?

Я киваю и, задыхаясь от волнения, иду вслед за Себастьяном. Лабиринт, как отдельный мир: стоит сюда попасть, и всё остальное пропадает из виду, перестаёт существовать. Остаётся лишь нескончаемая узкая тропинка, петляющая между высокими зелёными стенами.