Он просыпался в ужасе, мокрый от пота, дрожа всем телом.
Спустя неделю, в субботу, раздался стук в дверь. Он открыл и увидел Джейн Стомер. Та стояла уперев руки в бока, ее красивые губы тряслись от злости. Она быстро взглянула на него и прошла в комнату. Он закрыл дверь, прислонился к ней и стал ждать неизбежного взрыва.
Джейн повернулась к нему лицом и хрипло спросила:
— Я имею право знать, какие у тебя планы относительно наших отношений? Если все кончено, Скэнлон, тогда какого черта? Будь мужчиной и скажи об этом, чтобы я могла спокойно жить дальше.
Не найдя подходящих слов, он посмотрел в ее молящие глаза и промолчал. Как человек может сказать любимой женщине, что больше не должен видеть ее? Как человек может вычеркнуть из своей жизни единственную женщину, с которой был совершенно счастлив?
— Извини, — пробормотал он, опустив глаза.
Она подбежала, отпихнула его в сторону и распахнула дверь.
— Ты дурак, Тони Скэнлон, проклятый дурак!
Она хлопнула дверью и ушла.
Недели одиночества быстро превратились в месяцы.
Он стал затворником и проводил дни в борьбе со своим недугом: он бегал, занимался аэробикой, бесконечно вышагивал по квартире. Дни пролетали быстро, но одинокие ночи тянулись без конца. Он стал ходить в «Розлэнд», всегда в одно и то же время, когда бальные танцы уже кончались, а дискотека еще не начиналась. Он поднимался в выставочный зал и, притворяясь, будто разглядывает коллекцию туфель известных танцоров, смотрел в зеркало, чтобы успеть исчезнуть, если появятся знакомые. Сержанту следственного отдела не пристало ходить на танцы одному.
В зале он терялся в толпе танцоров, крутился в ослепительном свете, хлопая в ладоши в такт музыке. Он стал постоянным посетителем «Розлэнда», одним из одиноких людей, прячущих здесь свои страхи и тайны.
После одиннадцатимесячного отпуска по болезни Скэнлон решил вернуться в полицию. Каждую неделю, приходя отмечаться к полицейскому врачу, он просил снова выписать его на Службу. Врач, добродушный человек с едва заметным шотландским выговором, искоса смотрел на Скэнлона и оставлял его просьбы без ответа. В понедельник, когда шла первая неделя двенадцатого месяца его больничного, Скэнлон снова пришел к хирургу. Когда он входил в его кабинет на шестом этаже, хирург как раз заполнял медицинскую карточку Скэнлона.
— Я посылаю вас на комиссию, сержант.
— Я не хочу на комиссию. Я хочу остаться на Службе, — заспорил он. — Мне обещали.
— Боюсь, у меня нет выбора. Главный хирург решил, что вы не годны к службе. — Врач снял очки, сделавшись похожим на заботливого родственника. — Три четверти зарплаты — не такая уж плохая пенсия, сержант.
— Я не хочу вашей проклятой пенсии!
— Мне жаль, но вы выбыли из игры. — Врач нацепил очки и продолжал заполнять карточку.
Скэнлон выбежал из кабинета врача. Он позвонил Джиму Геблеру, президенту ассоциации сержантов полиции, рассказал ему о случившемся, о том, что Толстяк Альберт обещал оставить его на Службе и даже произвести в лейтенанты.
— Можете ли вы договориться с главным хирургом?
— Валяй сюда, я сейчас оборву всем телефоны.
Скэнлон приехал в Манхэттен к отправился в канцелярию Геблера.
Суровое лицо президента ассоциации было красным от негодования.
— Есть сложности, Тони, — сказал он, поздоровавшись со Скэнлоном. — Я только что закончил разговор с главным хирургом. Он сказал мне, что начальство стремится в этом году отправить в отставку как можно больше командиров.
— Почему?
— Им нужны свободные места, чтобы продвигать своих людей.
— Выходит, мне надо добраться до первого заместителя или комиссара полиции…
— Выходит, так. А у меня с замом плохие отношения. Я могу поговорить о тебе с комиссаром. — Он задумчиво умолк. Потом лицо Геблера вдруг просветлело, он щелкнул пальцами. — Так я и сделаю.
— Как? Расскажи, — тотчас спросил Скэнлон.
— Джо Галлахер. Он хороший друг заместителя комиссара. Они вместе пьют и гуляют. И если кто-нибудь в полиции может свести тебя с заместителем, так это только Галлахер. Ты знаком с Галлахером?
— Я был курсом старше в академии. Мы до сих пор иногда встречаемся по работе.
Геблер подошел к своему столу, заваленному бумагами.
— Сегодня вечером ассоциация лейтенантов проводит месячное собрание у «Рикардо». Галлахер обязательно будет там. Ты отправляйся в «Асторию», а я позвоню Галлахеру, чтобы он ждал тебя там.