Подпасок с огурцом

Сейчас он взял в оборот Кипчака -- того, кто сдал "Подпаска с огурцом" в комиссионку. Причастен ли он сколько-нибудь к афере с Веласкесом?

Кипчак растерян, нервничает:

-- Полная неожиданность... Я только-только с аэродрома...

-- Мне это известно, товарищ Кипчак. Часто ли вы продаете картины через комиссионный магазин?

-- Собственно... один раз всего.

-- У вас там знакомый приемщик?

-- Н-нет...

-- Когда вы сдавали картину, была очередь или никого?

-- Очередь.

-- Долго ждали?

-- Порядочно. Не меньше часу.

-- Что принесли другие?

-- Помню маленькую акварель Бенуа...

-- Проверим, проверим. Сколько дней спустя вы наведались узнать о судьбе картины?

-- Я не наведывался, я почти сразу уехал в санаторий.

-- В очереди было много знакомых?

-- В очереди? Нет. Случайные люди.

-- А санаторий, где вы отдыхали, лечебного типа?

-- Да... у меня язва.

-- Сочувствую. Кстати, вспомните имя-отчество приемщика.

-- Но... я понятия не имею.

-- Однако договоренность о приеме "Подпаска" существовала?

Вопросы так и сыплются: невинный оправдается, виновный запутается.

-- То есть, загодя?.. Нет.

-- Почему же вы были уверены, что его возьмут?

-- Я не был уверен.

-- Предложенная цена -- шестьсот рублей -- вас устроила?

-- Даже сверх ожидания. Вещь плохонькая.

-- С кем из сотрудников магазина вы раньше общались?

-- Лично ни с кем.

-- Если не лично, то, возможно, через посредника?

-- Нет-нет.

-- А после продажи?

-- Да нет же! Вы будто нарочно сбиваете меня с толку...

-- Следовательно, товарищ Кипчак, не имея ни предваритель-ной договоренности, ни какого-либо опыта реализации картин через комиссионный магазин, вы отправляетесь туда в разгар своего рабочего дня. И битый час стоите в очереди, даже без твердой надежды на успех, потому что вещь "плохонькая". Так?

Кипчак беспомощно моргает светлыми ресницами:

-- Ну... в принципе так.

-- Очень хорошо, -- подытоживает Зыков первый этап допроса. -- Почему возникла острая необходимость продать "Подпаска"?

-- Разве я сказал "острая необходимость"? Он просто не подхо-дил мне.

-- Сколько у вас сейчас картин?

-- Шестьдесят четыре.

-- Сколько лет вы занимаетесь коллекционированием?

-- Лет двенадцать.

-- За это время вы расставались с некоторыми полотнами?

-- Естественно. Иначе коллекцию не соберешь.

-- Какие еще картины вы продавали в комиссионный?

-- Больше никаких. Между прочим, вы уже спрашивали.

-- Возможно. -- Зыков игнорирует обидные нотки в тоне Кипчака. -- Вам не кажется странным, товарищ Кипчак, что, впервые за двенадцать лет обратившись "на авось" к услугам магазина, вы получили неожиданно хорошую цену? И что "Подпасок" был немедленно куплен иностранным туристом?

-- Да, немного странно.

-- Как вы объясняете, что единственную сданную вами карти-ну, причем "плохонькую", купил человек, пожелавший увезти ее за рубеж?

-- Откуда же мне знать! -- волнуется Кипчак. -- Мой приятель держит пошлый пейзаж за то, что там колодец напоминает ему родную деревню.

-- Кому вы показывали пастушка до продажи?

-- Да все видели, кто ко мне ходит.

-- Уточняю вопрос: кому вы показывали картину, сообщая, что собираетесь сдать ее в комиссионный магазин?.. Жду ответа.

-- Я пытаюсь припомнить... Нет, никому.

-- Отчего же вы скрывали свое намерение?

-- Скрывал?!

-- Товарищ Кипчак, двенадцать лет вы реализовывали карти-ны через друзей-приятелей и, по-видимому, они всегда были в курсе, что именно вы готовы продать. Но вдруг вы решили прибег-нуть к помощи магазина. И никому об этом не заикнулись, ни с кем не посоветовались. Это ваши собственные слова, я ничего не присочинил.

-- Да, но впечатление, будто я в чем-то повинен... -- Кипчак оскорбленно вздергивает подбородок.

-- Помилуйте, задача следствия -- тщательно выяснить обсто-ятельства дела. Чем я и занимаюсь строго в рамках закона. Так почему вы скрывали намерение сдать "Подпаска" на комиссию?

-- Как хотите, пусть скрывал... хоть я не скрывал, а получилось само собой. В нашем кругу он ровно никого не интересует. Что толку было разговаривать?

-- Зачем же вы приобретали неинтересную вещь? Кстати, за сколько?

-- Я не приобретал. Получил при обмене стенка на стенку.

-- Не понял.

-- Ну... ну это, когда говорят: давай махнемся -- все, что у тебя висит на этой стене, на все, что у меня на той. Стенка на стенку.

-- Цель подобного обмена? Попрошу подробно и вразумитель-но.

-- Пожалуйста. -- Кипчак обрадован возможностью погово-рить наконец по-человечески. -- Видите ли, каждое квалифици-рованное собрание отражает некий принцип. Даже развесить картины нельзя тяп-ляп. Должна рождаться гамма в цветовом сочетании, определенное взаимодействие полотен. Я, например, стараюсь найти в стене центр тяжести для глаз, от которого уже пойдет движение к периферии. Ну, словом, тут разные соображе-ния, годами бьешься. И вот иногда наступает момент, когда все выстроено, и кончено -- ни убавить, ни прибавить. То есть приба-вить можно бы, но квартира не резиновая. Получается, надо остановиться. Для коллекционера немыслимо! Тогда разом идешь на большой обмен и опять при деле: выстраиваешь заново. Но некоторые полотна начисто выпадают, как, например...

-- Ясно, достаточно. С кем и когда вы произвели обмен "стенка на стенку"?

-- С Васей Кротовым из нашего же НИИ. Три месяца назад.

Зыков встает и поворачивает к Кипчаку "Подпаска", стоявше-го до тех пор лицом к стене.

Кипчак, не заметив поначалу разницы, смотрит на Зыкова, ожидая новых вопросов. Затем физиономия его приобретает недоумевающее выражение.

-- Позвольте... Это что же такое?..

x x x

Нарядное, полуцерковного типа здание Центральных рестав-рационных мастерских уже издали манит стариной. Сюда входят Зыков и Пчелкин -директор краеведческого музея.

В одном из внутренних помещений они застают художников-реставраторов: ласкового пожилого мужчину и молодую женщи-ну.

-- Здравствуйте. Следователь Зыков.

-- Все понятно, все понятно. Милости просим, -- улыбается художник и представляет женщину: -- Ирина Александровна, моя верная соратница. Вместе изучали обе ваши картины. Вер-нее, даже три, ибо одна, так сказать, совмещенная. Присаживай-тесь, пожалуйста.

-- Я попрошу вас популярно объяснить товарищу директору, к каким вы пришли выводам и каким путем.

-- Ирочка, поверните холст.

Женщина поворачивает "Инфанту", прибывшую из музея, лицом к сидящим.

-- Прежде всего, голубчик, -- говорит художник Пчелкину, -- мы проверили белила. Вплоть до двадцатого века художники поголовно пользовались свинцовыми белилами, иных не сущест-вовало. С появлением же цинковых белил свинцовые из обихода исчезли. Так вот, мы берем картину и в темной комнате освещаем ее кварцевой лампой. Свинцовые белила при этом выглядят белыми, а цинковые -- зелено-желтыми. Ваша картина, к сожале-нию, написана цинковыми, следовательно, в двадцатом веке.

-- Так просто? -- переспрашивает Пчелкин с некоторой даже иронией.

-- Методика отработана, мы часто устанавливаем датировку полотен.

-- А вы не могли бы наглядно продемонстрировать? -- просит Зыков.

Женщина кивает с готовностью.

-- Все под рукой. Хотите? -- обращается она к Пчелкину. -- Тогда пошли. Я возьму что-нибудь старое для сравнения.

Пчелкин бережно поднимает "Инфанту" и уносит вслед за художницей в соседнее помещение. Там гаснет свет.

-- Пусть полюбуется, ему полезно.

-- Бедолага, -- сочувствует художник.

-- Растяпа он! Если не хуже. Экспертизы у вас готовы?

-- Да, вот одно заключение, вот второе.

Он передает Зыкову акты экспертиз, затем поворачивает ли-цом к нему другое полотно. Это пресловутый "Подпасок". Расчи-щенный участок теперь значительно больше.