Эллис нашел ее сидящей в машине. Он дернул дверцу, впустив в салон, пахший кожзаменителем, воздух с улицы.
— Где тебя носит? — спросил он. — Ты же знаешь, что здесь мой начальник?
Волосы у него были совершенно сухие — он утверждал, что на симуляторе серфинга никто не мокнет.
Марлоу позволила мужу отвести себя на кухню, где Жаклин бросала веточки мяты и кружочки огурца в кувшин с водой.
— А вот и знойная мамочка! — пропела она.
Флосс сидела в дальнем конце комнаты на складном стуле. Увидев Марлоу, она встала и направилась к ней. Одно веко было намазано бронзовыми тенями, другое, еще не накрашенное, выглядело беззащитно.
— Где ты была? — требовательно спросила Флосс. — На твою прическу уйдет как минимум час, а гости уже собрались.
Гримерша застыла с кисточкой в руках. Она была единственным живым человеком, которого наняли на сегодняшнее событие: никому не нравилось, когда роботы касаются лица.
— Мне продолжить, миссис Клипп? — спросила она. — Или заняться будущей матерью?
Марлоу выпрямила спину.
— Мне нужно побеседовать с мамой, — произнесла она, стараясь придать тону твердость. Следующую фразу она позаимствовала у Флосс: — Оставьте нас, милочка.
На лице Флосс мгновенно отразилась целая гамма чувств. Это была подлинная мимическая симфония, все скрипки грянули разом, словно у нервной системы сработала сигнализация. Флосс, как сумасшедшая, взбила волосы у корней, сжала губы в плотный бутон, безымянными пальцами прикоснулась к нижним векам. Марлоу знала, что эти ужимки — не простое фиглярство. Однажды мать учила ее такому трюку: «Когда кто-то предъявляет тебе претензии, не отвечай сразу. Выдержи паузу, чтобы успели подключиться как можно больше подписчиков». Сейчас она шумно вдыхала и выдыхала, нагоняя на глаза слезы.
— Не смей плакать, — прикрикнула на нее Марлоу. У нее было большое желание хорошенько встряхнуть Флосс, ударить головой о стекло — о, как поражали Марлоу собственные мысли теперь, когда «Истерил» не сдерживал ее порывов, — и ей пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы выбросить этот образ из головы. — Это я должна плакать, — снова открыв глаза, сказала она. — Я.
Флосс пропустила эти слова мимо ушей и издала длинное высокое рыдание.
— Почему тебя так и тянет испортить этот праздник? — спросила она. — Я потратила столько сил на подготовку.
— Ты лгала мне всю жизнь, — прошипела Марлоу. — Мне плевать на твой праздник. У меня, оказывается, другой отец. Кто это? И знал ли об этом папа?
Флосс с трясущейся нижней губой взирала на нее.
— Я все делала только ради тебя, — произнесла она наконец. — И Астон тоже. Это и называется быть родителем.
Марлоу даже стиснула кулаки, услышав эту реплику, такую правильную, такую гладкую и так не согласующуюся с материнской взбалмошностью. Фраза, видимо, была припасена много лет назад и ждала подходящего случая. Эта заготовленная скороговорка навела Марлоу на ужасную мысль, казавшуюся дикой, но вполне очевидную: события не переставали убеждать ее, что реальность, какой она ее раньше видела, вовсе не реальна.
Сегодня она уже один раз нарушила условия контракта. Так почему окончательно не разрушить чары?
— Они выбрали для съемок другого отца? — прошептала она матери. — Неужели они способны на такую подлость?
Флосс ахнула. Она схватила дочь за локоть, потащила по коридору в свою ванную комнату и захлопнула дверь.
— Как ты смеешь? — злым шепотом произнесла она. — Как ты смеешь говорить так о сети, да еще при включенных камерах? Как тебе не стыдно? После всего, что они для нас сделали, после того, как дали нам такую жизнь… — Она замолчала, чтобы перевести дух. Грудь ее тяжело вздымалась под слишком тесным платьем — лайкра беспощадно врезалась в мягкие складки тела. Марлоу впервые заметила на матери ожерелье со вставленными бриллиантовыми буквами «БАБУЛЯ».
Заметила она и другое: душевая кабина была забита вазами с сотнями роз самых разнообразных оттенков розового, от кораллового, как внутренняя поверхность морских раковин, до цвета жгучей помады, которой Флосс пользуется летом. Они сохли и вяли здесь, потому что Флосс не терпелось сделать заказ флористу на праздник оплодотворения и не хотелось ждать, пока Марлоу и Эллис выберут пол. Она заранее заказала и голубые, и розовые цветы, а потом удалила с глаз долой ненужные.
Как ни странно, именно об этом думала Марлоу — обо всех этих цветах, срезанных и умирающих за стеклом абсолютно за просто так, — когда она сказала:
— Вот видишь, мама, потому мы и не хотим, чтобы у ребенка были какие-то твои гены.