Он подошёл, всё ещё держа ожерелье.
— Я хочу тебе верить. Но думаю, ты знаешь больше, чем говоришь.
Он закрыл за собой дверь, и я вздрогнула от резкого щелчка.
Я отступила вглубь комнаты, вспоминая, как он вёл себя днём.
— Энцо, пожалуйста. Я не крала ожерелье. И не знаю, кто это сделал.
Он загнал меня к комоду и положил руки мне на плечи. Но на этот раз не стал грубить. Он мягко развернул меня к зеркалу и надел ожерелье на шею. Наши взгляды встретились в отражении, и дыхание у меня перехватило, когда он застегнул замок. По рукам пробежали мурашки, когда он откинул мои мокрые волосы и коснулся губами кожи за ухом.
— Господи… — Вся комната закружилась, будто на карусели.
— Иногда мне кажется, — прошептал он, прикасаясь губами к изгибу моей шеи, — что тебя послали ко мне как наказание. За то, что я сделал. За то, о чём молился.
Он поставил руки по обе стороны на комод.
— О чём ты молился? — еле выговорила я. Внутри вихрем смешались страх и желание.
Он поцеловал меня в плечо, прежде чем заговорить.
— Когда я был алтарником в Бруклине, я опускал голову, как положено, когда священник призывал к молитве. Но вместо того, чтобы думать о больных, о бедных или об умерших душах, я думал о своём отце и других, подобных ему. И просил у Бога того, что было у них: денег, власти, контроля.
С каждым словом он оставлял поцелуи вдоль моих лопаток, и моя спина будто вспыхивала от жара.
— Знаешь, как они это получали? — продолжил он. — Давали людям то, чего они хотели. Я знал, что они творили за закрытыми дверями — сделки, убийства соперников… Но на улицах их обожали. Женщины поднимали детей, чтобы они поцеловали их, мужчины становились на колени, умоляя о помощи, дети толпились за монетами, которые те раздавали. Это было чистое обожание.
Его зубы скользнули по другому плечу, за ними — мягкость языка.
— А обожание значит полную власть.
Фильмы заставляют тебя желать, Тини.
Слова Джои отозвались в голове эхом, но для Энцо источником желания была не кинолента — а сама жизнь. В отличие от Джои, он не говорил о машинах, костюмах или шикарной квартире. Он жаждал власти.
— А я? — прошептала я. — Где во всём этом место мне?
— С тех пор я прошёл долгий путь, — сказал он. — Я больше не молюсь о том, чего хочу. Я просто делаю то, что нужно, чтобы это получить.
Он обвил меня руками. Одна ладонь легла плотно на живот, другая — захватила грудь.
— А потом появляется ты, и весь мой контроль ускользает сквозь пальцы.
Он притянул меня к себе, и я почувствовала твёрдую линию его возбуждения сквозь тонкую ткань полотенца.
— Мне это не нравится.
Ещё как нравится. Я встретила его взгляд в зеркале.
— Твоё тело говорит обратное.
Его дыхание коснулось моей шеи.
— Да. — Он провёл руками по моему телу, сжав грудь, потом бёдра.
Не доверяй ему, — прошептал голос в моей голове. Но соски напряглись под его прикосновением, и моя голова откинулась назад, когда он прижал меня к себе ещё плотнее. Пачка денег снова выскользнула из моих пальцев и упала на пол.
— Всё это неправильно, — прошептала я, голос такой же слабый, как и моя решимость.
— Возможно, — отозвался он и опустил ладонь вниз, по моей талии, кости таза, и под полотенце — пальцы легко нащупали путь. — А может, и нет. Я весь день думал о том, что мы можем помочь друг другу. У каждого из нас есть то, что нужно другому.
Господи, помилуй, — как же я его хотела. Когда он скользнул внутрь одним пальцем, воспоминание о том, как он разбудил каждую нервную клеточку в моём теле, как наполнил меня до предела… обдало меня жаром.
— Уже влажная, — прошептал он.
— Я… я только что из ванной, — выдохнула я, не желая давать ему удовлетворения от знания, что он может довести меня до такого одним касанием.
Он мягко усмехнулся, продолжая скользить пальцами по шелковистой коже между моих ног.
— Значит, не хочешь снова испачкаться?
Сопротивление вытекало из меня, исчезало из костей. Ноги не держат. Если я не остановлю его сейчас, то не остановлю уже никогда.
Я оттолкнула его руки и отступила, крепко прижав к себе полотенце. Голос зазвучал твёрже, чем я ожидала — и я говорила от всего сердца:
— Всё, чего я хочу, чтобы твоя семья оставила мою в покое.
Он посмотрел на меня, дыхание тяжёлое, грудь вздымалась.
— Я мог бы это устроить. Но мне нужно кое-что взамен.
— Забери ожерелье. Я не хочу его.
— Речь не об этом.
— Я заплачу остальную часть выкупа.
Один уголок его губ приподнялся, и он снова сделал шаг ко мне.
— Это дело между тобой и моим отцом. А я хочу кое-что для себя.
Он обхватил мои бёдра и прижал их к себе.
— Что именно? — спросила я, изо всех сил стараясь не застонать от того, как приятно ощущать его так близко. Если я просто встану на носочки… это будет идеально.
— Я хочу, чтобы ты работала на меня.
— Работала на тебя?
— Твой дружок Джо теперь с Скарфоне, и у него будет куча информации, которая мне пригодится. Всё, что тебе нужно — это слушать, когда они говорят. — Его руки легли на мои ягодицы, он сжал их, двигаясь в такт, прижимаясь ко мне. — А потом приходить ко мне.
Господи, как же хорошо.
Но он просил меня переметнуться на другую сторону. Предать Джои — единственного, кто помог мне.
Даже если это единственный шанс освободить папу?
Я сглотнула, пытаясь найти голос.
— Ты не причинишь вреда моему другу. Ты должен пообещать мне это.
Энцо поцеловал меня в лоб, висок, подбородок.
— Я не трону его. Если только не выяснится, что он украл ожерелье.
— Он не крал, — выдохнула я, хотя с каждой секундой была в этом всё менее уверена. А какая ещё может быть версия?
— Сколько мне придётся… работать на тебя?
Между нами нарастал жар, и в голове не осталось ни одной ясной мысли — только одна: Я хочу его. Сейчас.
Его губы задержались у моего уха.
— Всего немного. Пока я не верну то, что должен мне Скарфоне. По-моему, это честно.
Я почувствовала, как он распускает полотенце — и закрыла глаза, когда оно упало на пол. Его ладони скользнули вверх, под грудь, и большие пальцы мягко провели по соскам.
— Я не могу думать, когда ты прикасаешься ко мне так.
— Отлично. Значит, договорились.
Вот как он действует. Он любит держать всё под контролем. Заставляет тебя обещать, когда ты уже не можешь ему сопротивляться. Я знала его тактику.
Но у него тоже была слабость. Я это знала.
Я открыла глаза.
— Возможно, у нас и будет сделка.
Расстегнув ему брюки, я с наслаждением наблюдала, как он резко вдохнул, а в моей ладони напрягся и налился ещё больше его член.
— Но, может, сначала тебе стоит получить небольшое наказание… За то, что прокрался сюда, пока я была в ванне. За то, что напугал меня.
Я сжала его чуть крепче, двигая рукой быстрее. Кожа под ладонью стала скользкой.
Он выдохнул со стоном, коротко рассмеялся и опёрся обеими руками о комод позади меня.
— Да… О Боже, да…
Его глаза закрылись, дыхание стало хриплым и частым. Во мне вспыхнуло опьяняющее ощущение — я вела его к разрядке. Слышала его низкие стоны, видела, как он тяжело наваливается на комод, едва удерживая равновесие. На мне было только ожерелье, а он, сильный и уверенный мужчина, дрожал в моей руке. Я впервые по-настоящему ощутила власть. Контроль. Я могу получить то, что хочу.
Когда его челюсть сжалась, и он всем телом навалился на меня, двигаясь мне навстречу, глаза мои распахнулись. Он вцепился одной рукой мне в поясницу, пальцы впились в кожу, и я почувствовала, как что-то горячее и влажное брызнуло на живот и растеклось между пальцами. Я улыбнулась:
— И ты после этого — бывший алтарник?
Он содрогнулся в последний раз и прижал меня крепче.
— Я хочу трахнуть тебя. Прямо сейчас.
Я не думала, что это возможно, но да — он всё ещё был твёрд у меня в руке.
— Ты не хочешь хотя бы перевести дух?
— Нет, — сказал он, сжимая мою грудь. — Не хочу.
— Подожди секунду. — Я должна была остановить его, прежде чем сама потеряю контроль. Нагнувшись, я подняла полотенце и прижала его к животу. — Сначала мне нужно кое-что.
Он усмехнулся.
— Я знаю, чего ты хочешь.
— Нет, не это. Ну… это тоже, но… — я оттолкнула его, чувствуя, как лицо заливает жар. — Сначала ты позвонишь. Возьмёшь трубку и скажешь своему отцу, что я отдала тебе оставшуюся сумму. Что всё это с похищением — конец.