Это был не носовой платок.
Это были женские шёлковые трусики.
Я уронила их, будто они обожгли мне кожу, и выскочила из машины, сердце бешено стучало. Захлопнула дверь и снова села на переднее сиденье, засунув руки между колен.
Что, чёрт возьми, происходит? Какая-то девушка была в этой машине и ушла, не надев бельё? Значит, она его сняла… или ему было приятно его снять. В любом случае, причина у женщины для этого только одна.
Ублюдок.
Кипя от злости, я скрестила руки на груди. Не знала, что сказать. Часть меня хотела выцарапать ему глаза и заявить, что он может катиться в свою красивую квартирку и трахать там кого угодно, но точно не меня. Я вспомнила единственный физический изъян на теле Энцо — полумесяц шрама возле левого скулового изгиба.
Может, стоит сделать ему такой же и на правом.
Слава Богу, что я не переспала с ним этой ночью.
Он открыл дверь, сел, повернулся ко мне… и получил пощёчину.
— Ублюдок! — заорала я. — Хочешь объяснить, откуда в машине женские трусы?!
— Что? — Он схватил меня за запястья, чтобы я не ударила его снова, но попытался заглянуть на заднее сиденье. — Да что ты несёшь?
— Я о кружевных трусиках, валяющихся на полу сзади!
— Я ничего не вижу.
— Зато ты и не отрицаешь.
— Ума не приложу, о чём ты.
— Ты же ездил с Джиной в этой машине, как и со мной на той неделе, да?
— Нет!
— Тогда как ты это объяснишь?
— Не знаю, Тини! Может, у неё в машине были вещи. Да, вот! Она переезжает, что-то перевозила...
— Переезжает в «Статлер»? — усмехнулась я. — Очень удобно, правда? Жена и любовница в одном отеле!
— Нет! — Он отпустил мои руки и устало провёл ладонями по лицу. — Чёрт побери, Тини. Я привёз тебя сюда, потому что думал, ты этого хочешь. Ты сказала, что хочешь. Свой угол. Свободу. Возможность приходить и уходить, как тебе угодно. Делать, что хочешь. — Он посмотрел на меня. — Я не прав? Это не то, чего ты хочешь?
Я с трудом подобрала слова.
— Да. И нет. Не так.
— Ты не хочешь квартиру? — Он достал ключ. — Потому что я как раз этим и занимался — забирал твой ключ. — Когда я не взяла его, он просто бросил его мне на колени. — Она твоя, Тини. Хочешь выбраться из-под крыла отца — вот твой шанс.
Я уставилась на золотой ключ с овальной табличкой: Отель Статлер, Детройт, Мичиган.
— Я не потяну аренду.
— Я заплачу.
— Я тебе не благотворительность, Энцо.
— Я устрою тебя в клуб. Я просто хочу, чтобы ты жила здесь, чтобы я мог видеть тебя, когда захочу. Когда ты захочешь. Это будет весело — как мы и говорили.
Я вздохнула — измотанная, истощённая, физически и морально. Неужели я и правда хочу продолжать с ним бороться? Что вообще связывает нас? Верность? Или просто хорошие моменты вместе? Я покрутила в пальцах ключ, лежащий у меня на коленях.
— Я не знаю, Энцо. Мне нужно подумать. Отвези меня домой, пожалуйста. Я устала.
Мы вернулись в клуб, и он пересадил меня в другую машину, велев одному из своих людей отвезти меня домой. Как обычно, я понятия не имела, когда и где снова его увижу, и, если честно, мне было уже всё равно. В дороге я несколько раз задремала, а как только добралась до постели и положила голову на подушку и провалилась в сон.
#
На следующее утро я проснулась около восьми — до меня доносились звуки и запахи завтрака. Аромат кофе заставил меня тихонько застонать, я облизала пересохшие губы. На самом деле у меня вся пасть пересохла, язык будто распух. Черт бы побрал того, кто надоумил меня столько пить. Казалось, что на каждом зубе у меня по комку ваты. Я попыталась приподняться, но тут же рухнула обратно — солнце полоснуло глаза, как нож. Всегда ли по утрам тут было так ярко?
Я закинула руку на лицо. Мне не хотелось просыпаться. Не хотелось двигаться. Не хотелось думать.
Но сквозь звон посуды и чашек внизу я услышала голос Энцо — он снова рассказывал, кто убил отца Джои. Стрелок у тюрьмы оказался наемником по прозвищу Легс Патнэм. А заказ на него отдал Сэм Скарфоне.
Я не помнила всех поименно, кого судили за ту засаду у полицейского участка, но таких было несколько, и, возможно, Патнэм был среди них. Некоторых задержали, но отпустили за недостатком улик, а сам суд был настоящим фарсом. Я отчетливо помню день, когда присяжные огласили вердикт — конечно же, невиновен. Ни один свидетель не решился выступить, и каждый из присяжных прекрасно понимал, чем может обернуться приговор против гангстера. Им хватило меньше часа.
Я с трудом сглотнула. Неужели этот же киллер застрелил и Винса? Каково было бы Бриджит узнать имя человека, пустившего пули в её мужа, лишившего её детей отца, а её самой — любви всей жизни? Она не раз говорила мне, что больше никогда не выйдет замуж. Такое случается только раз в жизни, уверяла она. Мне повезло, что я вообще это испытала. Некоторым не везет вовсе.
Хотя мне нравилась идея такой единственной любви, мне хотелось, чтобы она ошибалась — чтобы смогла еще кого-то полюбить. Но что я понимала в этом? Я ведь сама никогда не была влюблена и никто никогда не говорил, что любит меня. Судя по двум «предложениям», которые я получила за последнюю неделю, любовь мне, похоже, не светила. Джои позвал меня сбежать с ним в Чикаго даже не поцеловав, а Энцо предложил мне роскошные апартаменты, бесплатно, с намеком, что мы могли бы проводить там наши запретные ночи без помех. Но, несмотря на то, как сильно он якобы меня желал, ни одного слова настоящей привязанности я от него не слышала. Один раз он даже признался, что в один момент хочет поцеловать меня, а в следующий — задушить.
А что насчет моих собственных чувств?
На прошлой неделе я была готова закрыть глаза на то, что у Энцо есть невеста — это даже казалось таким себе пикантным поворотом. Я почти убедила себя, что это не важно, а парочка страстных приключений с гангстером — отличный старт моей новой жизни в роли бунтарки двадцатых.
Но действительно ли это то, чего я хотела?
Я закрыла лицо ладонями. Что со мной не так? Я ведь получала всё, о чём мечтала, разве нет? Энцо сдержал слово и достал мне жилье — те самые прекрасные апартаменты в «Статлере» с видом на парк, с моей собственной ванной, с личным пространством. Буду ли я есть в ресторанном зале? Заказывать завтрак прямо в номер? При мысли о еде у меня заурчало в животе, и я поняла, что мне действительно станет легче, если я хоть что-то поем.
Спустив ноги с кровати, я досчитала до трёх и выпрямилась. В глазах поплыло, и я зажмурилась, досчитала еще раз. Когда я открыла глаза, комната уже не кружилась. Медленно поднявшись, я поплелась к комоду и заглянула в зеркало.
Невольно застонала, глядя на отражение. Рыжие волосы спутались и сбились в колтуны, я даже не смыла макияж с глаз, и теперь черные разводы напоминали маску енота. А ночнушка на мне была надета задом наперёд. Снимая её, я вспомнила, что была в ней той ночью, когда мы с Энцо были в «Паккарде». Я кинула её в корзину для белья. Её определенно стоило постирать.
#
Весь день я провела за домашними делами вместе с Молли, которая была не против мне помочь — при условии, что я сдержу обещание и пойду с ней в кино без Мэри Грейс. Папа исчез сразу после завтрака, сказав, что забирает свои вещи из кабинета на станции и перевозит их в новое помещение, и чтобы на ужин его не ждали. Мои сестры попрощались, а я сделала вид, что его не замечаю. Мы с ним до сих пор не обменялись и парой слов с тех пор, как он запретил мне съезжать.
Весь день мы с Молли стирали белье, терли ванную, мыли пол на кухне, натирали окна газетой с уксусом и выбивали ковры во дворе. С каждым взмахом швабры и каждой навешенной наволочкой я всё сильнее мучилась из-за Джои. Что он собирается делать? А что бы я сделала на его месте?
И главное — что мне делать на своем?
У меня была власть — позволить Джои оставить себе треть денег от наркотиков и узнать, кто убил его отца, если, конечно, Энцо сказал правду. Проблема в том, что Джои хотел не просто знать имя убийцы — он хотел действовать. Хотел отомстить. Смогу ли я нести ответственность за то, что он сделает, узнав правду? Он может угодить в тюрьму до конца жизни. Хотя, если подумать, тюрьма — еще не худший исход. Если Сэм Парикмахер узнает, что он сделал, это не останется без последствий. Не говоря уже о дружках Легса Патнэма — если у него, конечно, были друзья. А какую цену заплачу я за то, что нарушила доверие Энцо? Не думаю, что он утопит меня в реке, но разозлится знатно.