— Это от головного убора, — неуверенно ответил Владимир Петрович.
— Не знаю отчего, — шутливо отвела самозащиту Вера, — только не хочу лысого и пузатого.
— Не буду, — пообещал Ковалев.
— Хотя, ладно, — смилостивилась Вера, — не отрекусь от любого. Тоже молодуха объявилась!
И уже серьезно:
— Удалось договориться: выделяют двадцать пять коек для больных аллергией. Боюсь произносить эти слова вслух, но, кажется, мы в лечении кое-что нащупываем… Кажется…
Раздался долгий, настойчивый телефонный звонок. Так звонят издалека.
— Слушаю. Подполковник Ковалев.
— Владимир Петрович, как жизнь?
Голос очень знакомый. Кто бы это? А-а-а, Иван Васильевич Курылев. Был у него такой дружок в штабе округа. Тоже подполковник и тоже вафовец, как называли они тех, кто закончил Академию Фрунзе. Когда-то вместе они служили в Сибири.
— Живем не жалуемся, — ответил Владимир Петрович. — Вот с женой собрались на концерт.
— Хорошее дело, — каким-то хитрым голосом сказал Иван Васильевич. Темнит дружок, неспроста позвонил. — Завтра тебя на военный совет к десяти вызывают, так ты загляни ко мне.
— Вот как…
— Вот так… Готовь, брат, чемоданы.
Значит, передвижение по службе. Но куда?
Хотя бы намекнул Иван Васильевич. Нет, делать этого по телефону он не станет и спрашивать его не следует.
Курылев уже знал, что Ковалева прочат послать в другой округ начальником штаба дивизии. И завтра вызывают для предварительного разговора, прежде чем поедет Ковалев в Москву, где подобные назначения решаются окончательно. Но сейчас только сказал, будто бы даже с завистью:
— Интересная работа. И от нас рукой подать, всего километров девятьсот. Ну, бывай здоров. Завтра жду.
Первое чувство, какое возникло у Ковалева после этого разговора, была жалость. Жаль было оставлять Васильева, Карпова, Санчилова — свой полк. И этот город, к которому уже привык, обжил. Но ничего не поделаешь — приказ свят.
— Что, Володя? — с тревогой спросила Вера.
— Все то же, солдатская подруга, — мягко, словно бы винясь, притянул ее к себе Владимир Петрович, — кажется, опять придется сворачивать наш походный бивак.
— Новое назначение?
— Да…
И у Веры защемило сердце: прощайте, мои аллергические койки и недолеченные больные, прощай, Дарима, и эта теперь уже такая уютная квартира. Дождались своего часа распроклятые ящики в подвале! Прав тот, кто сказал, что два переезда равны одному пожару.
Но такому настроению поддаваться нельзя. Вера быстро посмотрела на мужа:
— Ну что ж, мой командир, чему бывать, того не миновать.
— На концерт не пойдем? — спросил он с сомнением.
— То есть, как это? Конечно, пойдем!