— Повезло! — крикнул Коля. — Цепляйся, братцы!
— Карету подали, — пошутил Митя.
И когда дилижанс поравнялся с приятелями, они ловко примостились на широких, выступавших из-под домика полозьях и небольшой площадке, предназначенной для багажа.
Ребята чувствовали себя превосходно, высокий кузов защищал их от ветра. Медленно убегала назад поскрипывавшая дорога, и, не торопясь, словно не желая унижать своего достоинства, пятились голорукие березы.
Соскочили с дилижанса у тюрьмы. Добежать до Миасса по защищенной от ветра заборами Уфимской улице было уже не так трудно. Не прошло и пятнадцати минут, как приятели очутились у моста. На катке, конечно, никого не было. Да и катка не было. На том месте, где еще вчера блестело ледяное зеркало, ветер подымал тучи снега. Около деревянных свай моста намело огромные сугробы. Пронизывающий ветер заставил мальчиков повернуть назад.
И сразу пропала вся энергия. Было досадно возвращаться. Дорога до дома казалась такой длинной, что ребята не знали, как они преодолеют ее. Не утешало и то, что ветер теперь будет попутным. Приятели почувствовали, как сильно они промерзли и устали, пожалуй, домой и к вечеру не доберутся.
И ребята злились на ветер, на погоду, даже на девочек.
«Мерзлячки, — с раздражением думали они. — Мы тащились вон откуда, а они и носа боятся высунуть».
И, точно отвечая на эти мысли, Митя сказал:
— А может, и они приходили, да на таком ветру долго не прождешь.
И ребятам стало немного совестно, что они рассердились на подруг.
Мальчики поплелись восвояси.
Вот и дом Кочиных. Валентин замедлил шаги и неожиданно присел на ступеньку крыльца, полузанесенного снегом.
Приятели изумленно остановились.
— Ну вот еще выдумал? — догадавшись, в чем дело, проговорил Николай. — Все равно не увидят. Окна-то позаморозило.
Механик молча уселся рядом с Валей. Николай упрямо тряхнул головой, нахлобучил шапку и зашагал. Ребята поднялись за ним.
В это время раздался дробный стук в окно. Мальчики оглянулись. Сомнений быть не могло. Это стучали им. Досаду, раздражение и Колькино упрямство как рукой сняло. Ребят снова охватило знакомое чувство радости и оживления… И только вихрем ворвавшись через черный ход в кухню, они опомнились и остановились в нерешительности. Вот это здорово! Влетели, как домой!
Дуся даже руками всплеснула.
— Батюшки-светы, неужели с поселка прибежали!
Но отвечать было некогда. В кухню вбежала Вера, смеющаяся, радостная.
— Молодцы, молодцы! — кричала она, смеясь и тормоша ребят, тянула их в комнаты, не давая даже стряхнуть снег с шапок и валенок.
— Да постой ты, егоза! — стараясь казаться сердитой, проворчала Дуся, подавая ребятам березовый голик. — Пусть хоть ноги-то обметут, наследят ведь, мамочка придет, недовольна будет.
«Нины Александровны, значит, нет дома, — подумал Валя, — ну, что ж, нашим легче».
В гостиной мальчиков встретили смеющиеся Фатьма и Люба.
— Мы знали, мы знали, что вы придете, — не скрывая своей радости, проговорили они, здороваясь с мальчиками.
— Все время в окно смотрели, — созналась Вера, — не знаю только, как проглядели, когда вы на каток шли.
— Мы на стекло дышали, дышали, — засмеялась Люба, — вот и прозевали вас.
— А лед на стеклах толстый, пока протирали, все пальцы обморозили, — поддержала подругу Фатьма.
— Вера чуть нос не приморозила к стеклу, — засмеялась Люба, за ней и все остальные.
— Все равно не увидели бы. Мы шибко бежали, старались ближе к забору, где ветру меньше.
— А не занесло вас снегом?
— Как добрались?
— Не замерзли? — наперебой спрашивали девочки.
Вера спохватилась.
— Ну, конечно же, замерзли. Идите сюда, к печке поближе.
— Чего тут мерзнуть… — Валя смутился от внимания девочек.
— Тут близко, рукой подать! — поддержал его Механик.
— А не страшно было идти в такой буран? — спросила Люба.
— Какой может быть страх?
— Нам повезло, мы с полдороги на дилижансе ехали, — сказал Коля.
— Прицепившись на полозьях, — уточнил Митя, и все снова засмеялись.
— Пойдемте в мою комнату, — предложила маленькая хозяйка.
Вера стала показывать свою библиотеку. Тут были вишневые тисненые книги «Золотой библиотеки», объемистые тома Некрасова, Пушкина, Кольцова, Надсона, книги Клавдии Лукашевич с яркими обложками, изящно изданные повести Лидии Чарской, скромные, но бросавшиеся в глаза своими названиями, приложения к журналам — книги Майн-Рида, Фенимора Купера и других детских любимцев.