Глава IX
ПЕРЕПОЛОХ В ГИМНАЗИИ
К выполнению задуманного шестеро друзей готовились почти месяц. Решили, что девочки проберутся в гимназию в последний день зимних каникул, шестого января.
Мальчики писали листовки, делали рисунки.
Собственно, рисовал один Николай. Митя подписывал под рисунками текст. Часть карикатур придумали сами ребята, а часть — девочки.
Они были разнообразны, эти ядовитые рисунки. Тут было и изображение крысы, лизавшей тарелку с надписью: «Софочка Горюнова» (придумала Люба). Была тут и кошка с человеческим лицом, с надписью «начальница», гнавшаяся за маленькой мышкой с двумя косичками (придумал Митя).
Валя внимательно посмотрел на этот последний рисунок.
— Дописать малость надо, — сказал он.
— Чего дописать-то? — спросил Коля, не поднимая головы от очередного рисунка.
— Стихи. Вот слушайте:
— Здорово! — восхитился Митя.
— Это ты правильно написал, — похвалил приятеля Коля.
Написали и несколько листовок. В них ребята призывали гимназисток бороться против самодурства учителей, высмеивали таких, как Крыса, Каланча, говорили, что нужно слушаться только хороших учителей, вроде естественницы Марии Петровны и историка Алексея Михайловича.
Все листовки кончались призывом:
«Девочки, объединяйтесь! Защищайте свои права!»
Листовки и карикатуры передавали девочкам на катке. Подруги тоже не теряли времени даром. Им нужно было сделать слепок ключа. Все ключи были у швейцара — старого солдата Агапыча, такого сурового на вид, что девочки не знали, как к нему подступиться. Однако способ был найден.
Однажды подруги принесли в школу осьмушку табаку, купленную в лавочке по дороге. Вбежав в школу, они не стали даже снимать пальто, а Вера подошла к Агапычу. Тот, как всегда, стоял у дверей, посматривая на большие часы, — не пора ли звонить.
— Послушайте, — вполголоса обратилась к нему Вера. — Можно вас на минуточку, на одну только минуточку?
Агапыч посмотрел на лукавое, улыбающееся лицо девочки, крякнул, расправил пышные усы с подусниками и пробасил:
— Говорите, барышня, слушаю.
— Нет, нам по секрету, — и она отошла к подругам.
Старик не то поворчал, не то покряхтел и нехотя отошел от дверей.
— Мы сейчас по улице шли и вот нашли это, — проговорила Вера, вынимая осьмушку.
— А нам не надо, понимаете, совсем не надо, — помогла подруге Фатьма.
— Вот вы и возьмите, пожалуйста, — попросила Люба.
— Да зря вы, барышни, ей-богу, зря, — нерешительно протянул он, растроганный не столько подарком, сколько заботой этих симпатичных девочек.
— Берите, берите, пожалуйста! — и Вера положила табак в его большую загрубевшую руку.
— Вы знаете, Агапыч, — сказала Люба, — а завтра я вам еще трубку принесу, ей-богу. У меня есть совсем новая трубка. Правда, правда! У папы их много, а из этой он не курил и не будет курить. Она у меня в детской и лежит, я поменьше была, все в пушку играла. — Девочки засмеялись.
Осьмушка табаку и обещанная трубка сделали свое дело: растроганный старик, провожая девочек после уроков домой, открыл дверь и посмотрел на них такими добрыми глазами, что подругам на секунду стало даже совестно: ведь он не догадывается, чем вызвано это неожиданное к нему внимание. Но они отогнали раздумье. Так требовало дело.
Наутро Агапыч получил хорошую трубку с костяным мундштуком. Его расположение было завоевано окончательно. Теперь предстояло главное. Перед концом большой перемены, минуты за две до звонка, Вера, вскочив на подоконник, стала в форточку вытряхивать салфетку, в которой она принесла завтрак. И вдруг салфетка вырвалась из рук растерявшейся девочки и упала на снег, шагах в десяти от окна. Вера и Люба кинулись на первый этаж. Они подбежали к швейцару.
— Агапыч, голубчик, откройте нам запасной выход, — наперебой стали они просить старика. — Салфетка упала за окно, я в форточку крошки высыпала, — проговорила Вера и посмотрела на часы, — время самое подходящее, сейчас пора звонок давать.
— Сейчас, сейчас, барышня, — засуетился старик, желая услужить этим славным девочкам. Он взглянул на часы, схватил колокольчик. — Погодите, ужо, вот позвоню, барышни, и через пять минут пойдем.