— Лёша так плакал вчера, — точно извиняясь, сказала химичка двум остальным. — Я думала, у меня сердце не выдержит.
Классная и Алла Глебовна подчёркнуто внимательно смотрели на неё.
— Он вчера просто бился в истерике, после того, что произошло, — продолжала Мария Андреевна, не глядя на Мишку, точно его здесь и не было. — И я понимаю Лёшу. Его не сразу приняли в классе…
Тут Мишка от неожиданности усмехнулся. Его как будто сразу приняли!
— Смотрите, он ещё и смеётся! — всплеснула руками химичка.
И классная, точно спохватившись, спросила:
— Прокопьев, тебе смешно?
Мишка в удивлении смотрел то на Хича, то на взрослых. Оказывается, можно рассказать, что тебя в классе не принимают. Можно пожаловаться. И тогда взрослые вызовут кого-нибудь в учительскую и станут ругать, а вокруг тебя будут суетиться: ах, мальчика в классе не принимают!
Мишка пытался представить, что так, как вокруг Хича, суетятся вокруг него, но ему не представлялось.
— Прокопьев, о чём ты думаешь? — спрашивает классная.
Он пугается, смотрит на неё. Как хорошо было про учёбу с ней говорить. Она не всегда могла ответить на его его вопросы. Но у неё никогла не делалось такое злое лицо, как сейчас.
— Тебя спросили, — напоминает ему химичка.
— Что спросили? — не понимает он.
— Что спросили? — повторяет химичка и растерянно смотрит на классную и на учительницу информатики.
— Можешь ли ты восстановить… — начинает Галина Николаевна, не видя, что Алла Глебовна качает головой. Она-то уже понимает, что нет.
— Да, восстановить! — вскидывается Мария Андреевна и поворачивается к Алле Глебовне: — Знаете, там были письма от девочки!
И Мишка чувствует облегчение. Ничего они уже не сделают, пусть хоть кричат на него целый урок. Понятно, мама сделала глупость, что стала писать Хиче. Сама же сказала: «Ему было плохо. И я писала ему о нём». А это значит, что он ныл, а она успокаивала его. Мишка смотрит на Лёшу Михайлова и морщится. Нашла кого утешать… Но он, Мишка, уже всё исправил, теперь всё хорошо.
Алле Глебовне кажется, что он улыбается.
— Мы… — говорит она, — мы заберём у тебя пароль. Если ты хозяйничаешь на лицейском сайте, как у себя дома, и удаляешь своих товарищей, которые тебе чем-то не нравятся… Думаешь, если ты работаешь на сайте, то тебе можно… Мы с ребятами поменяем пароль, и ты его знать не будешь.
Этого он не ожидал.
— Как — пароль заберёте? — спрашивает он.
Писать новости под руководством Аллы Глебовны было совсем не интересно. И он не оставался вместе со всеми после уроков. Но теперь ему становится бесконечно жаль сайта, и форума, и своей работы. Вот, значит, как? Ему очень хочется, чтобы всё поскорей кончилось. Только бы слёзы сейчас не выкатились, пока он здесь.
Алла Глебовна наклоняется и заглядывает в его лицо снизу.
— Ты не знаешь ещё? Наш лицейский сайт занял в городе первое место, — говорит она. — Вам это должны были объявить в четверг на линейке. Тебе уже и грамоту напечатали. Только я не знаю, достоин ли ты грамоты…
— Мне не надо грамоту, — говорит Мишка. — Можно, я пойду?
Но учителя всё не отпускают его. Хиче велят возвращаться на урок, хотя сколько от того урока осталось? А Мишке Мария Андреевна говорит, что если он ещё раз тронет Хича — нет, она говорит «Лёшу Михайлова» — если только тронет, то его сразу же исключат из лицея. И он пойдёт в свою старую школу.
— Я тогда лучше в интернат поеду, — пугается Мишка. — Меня туда зовут…
— В лицей-интернат? — выходит из себя химичка. Она резко поднимается и тут же одёргивает на себе узкий пиджачок. — Да знаешь, мы тебе такую характеристику дадим… С такой характеристикой тебя никуда не возьмут, разве что в тюрьму!
Она поворачивается к классной за поддержкой и видит, как та морщится при её словах, и тотчас же Алла Глебовна резко отодвигает стул:
— Я думаю, я здесь больше не нужна?
Химичка упросила её и классную поговорить с мальчиками, выяснить, что же произошло между ними. Она согласилась — кто же из них ждал, что Мишка откажется объясняться и всех разозлит своей глупой усмешкой. Вот он, мол, я — мне бояться нечего. Не маленький ведь, понимает, что от такого, как он, ученика, — кто же откажется!
Классная тоже не ожидала такого поворота. И теперь она пытается понять, как вышло, что Мише стали грозить отчислением. Кого на самом деле хорошо бы исключить — так это же Михайлова! Она и собиралась сегодня на собрании сказать его маме, что ему нечего делать в физико-математическом классе. Она представляла, как начнёт осторожно: «Мы с вами попытались, выдержали одно полугодие…» А теперь, получается, об этом и заикнуться нельзя — после того, как Лёша пришёл из лицея побитый, и дома, наверняка, уже наябедничал, что его удалили с сайта. «Ну, не хотят его дети, — в раздражении думает классная. — И в школе не хотят видеть, и в этом виртуально пространстве тоже не хотят. И я его в своём классе не хочу. А теперь — терпи до следующего родительского собрания, пока это всё не уляжется».