Впервые в жизни он поддался чувствам. Всегда избегал привязанностей, кроме дружбы с мародёрами, но Джейн он был готов доверить всего себя. В любом качестве.
И вот теперь она мертва.
- Я люблю тебя, - прошептал он высохшими губами и быстро облизнул их кончиком языка. – Люблю, Джейн.
Лицом уткнулся в мягкую синюю ткань. И медленно сполз по стенке, поджав колени к груди.
Он был сильным ради других. Но сейчас, когда никто не мог этого видеть, он позволил себе немного ослабить контроль и поддаться горю. Хоть на мгновенье.
- Прости, что не сказал тебе, - выдохнул он в свитер. – Я так люблю тебя, Котенок. И ничто это не изменит. Никогда.
Люди напрягали его. Своим шумом. Своим смехом. Своей жизнью.
Как могли они быть живы, как могли радоваться чему-то, когда Джейн Картер мертва? Их мир не изменился. Им было все равно. Но его мир никогда не станет прежним.
Джеймс не знал, куда шел. Просто переставлял ноги, заставляя себя создавать видимость жизни. Чтобы никто не мог понять, как давно он начал падать в пропасть.
Они ведь только помирились. Только прояснили всю правду между собой. И собирались поговорить.
«- Мы ведь… еще поговорим, да? – Да. У нас же для этого впереди вся жизнь».
Нет у нас с тобой жизни, Джейн. Больше нет. Ни одной секунды. Но я отдал бы все на свете, весь мир, за тебя. Чтобы у тебя эта жизнь была.
Идиоты. Они жалели о времени, что потеряли, не зная, что и в будущем времени у них больше нет. Не нужно было тогда её отпускать. Плевать на Слизнорта. Плевать на весь мир. Надо было просто схватить её в охапку, затащить в тот самый, заветный чулан и поговорить. Обо всем, что было на сердце. Кричать, плакать, шептать – что угодно. Но теперь этот разговор так и останется в пустоте. Несбывшийся. Вместе с разбитыми мечтами. Вместе с домом с белым забором и собакой у крыльца.
«Четырнадцатилетняя Джейн сидела на подоконнике и рисовала. Джеймс с разлохмаченными отросшими волосами незаметно подкрался сзади и тихо прошептал заклинание. И тотчас карандаш девочки вырвался из её пальцев и начал выплясывать над бумагой в опасной близости с ее поверхностью, грозясь вот-вот коснуться грифелем листа и испортить рисунок.
Джейн попыталась схватить карандаш, но тот каждый раз ловко уворачивался от ее пальцев.
- Поттер! – воскликнула она с поддельным возмущением, заметив друга. – Немедленно прекрати.
- А ты поймай его, Картер, - весело ответил Джеймс, выходя из укрытия. – Ну же, Джейни, давай. Напряги свои мышцы. Считай, что это тренировка перед матчем.
- Так ловец у нас ты, - парировала Джейн, пытаясь ухватить карандаш.
- Не занудствуй.
Карандаш пролетел под самым носом девушки и попытался подрисовать ей на лице усы. В этот момент Картер резко вытянула руку, пальцы скользнули по кончику прикрепленного сверху ластика. Карандаш сбился и полетел вниз. Джеймс едва успел взмахнуть палочкой, чтобы вновь поднять его, но грифель успел чиркнуть по бумаге, оставив поперек озера жирную черную линию.
- Джеймс! – тотчас заорала Картер, вскакивая с подоконника. – Ты испортил мой рисунок. Я убью тебя!
И бросилась за другом. Джеймс со смехом помчался прочь от неё, зная, что в итоге все равно получит заслуженную взбучку, и в глубине души жалея, что испортил рисунок».
Джеймс замер перед окном, глядя на озеро. Это было три года назад, но вид отсюда совсем не поменялся. То же озеро, тот же лес. Джейн любила вид именно из этого окна. Она всегда говорила в ответ на непонимающе вскинутые брови Джеймса, что здесь самый мягкий переход горизонта и лучший свет. И Сохатый лишь с улыбкой соглашался. Даже если не понимал.
Но он любил, когда Джейн рисовала. Когда говорила об искусстве, вдохновенно и увлеченно. Любил ее пальцы в угле или грифеле. И когда она засовывала карандаши себе за ухо или держала в зубах. Любил слушать ее разъяснения, почему она рисует разными карандашами, хотя они все простые. Когда она объясняла ему тонкости техники. Любил смотреть, как из легких движений складываются невероятные картины, возникают лица.
Пальцы прижались к стеклу. Оно было теплым от солнца. Нагрелось за утро. Джеймс смотрел на то, как синий лес перетекает в голубое небо и почти понимал, что имела в виду Джейн. На мгновенье в голове промелькнула мысль, что девушка будет рада услышать это. Но возникшая в душе улыбка тотчас разбилась о жестокую правду. Джейн не узнает об этом, потому что её нет. Некому говорить.
Спазм сжал горло. И Сохатый вновь отправился в побег от самого себя. Ноги автоматически понесли его привычной дорогой в общую гостиную. Около портрета он замер, напряженно вспоминая пароль. Но вместо нужного слова в голову лезло совсем другое.
« - Золотой дракон? – с надеждой спросила у Полной Дамы Джейн.
Женщина на портрете картинно вскинула левую бровь.
- О! Я тоже хочу так научиться! – восхищенно выдохнула Картер.
- Отлично, давай только не в три часа ночи и не здесь, - фыркнул Джеймс. – Не хватало еще попасться Филчу.
- Тогда тоже вспоминай пароль, - огрызнулась Джейн.
- Безоаровый камень? – предположил Поттер.
- Нет, - цокнула языком Полная Дама. – Молодые люди, мне всю ночь вас ждать? Третий курс, пора бы уже понять, что без пароля вам делать нечего.
- Тшш! – хором шикнули на неё мальчик и девочка. И вновь принялись вспоминать, по очереди предлагая самые невероятные варианты пароля».
- Эй, ты в порядке? – голос Полной Дамы вырвал Джеймса из воспоминаний. Зрение сфокусировалось, и он бессмысленно уставился на портрет.
- Абиссинская смоковница, - ровно произнес он, раздражаясь от этих сочувственных взглядов. Проход открылся, впуская юношу внутрь.
И Джеймс вошел. Туда, где каждая молекула воздуха дышала воспоминаниями. Прошлым. Оно оживало, затмевая собой настоящее. И если бы у Сохатого был выбор, он бы остался в этом прошлом. Потому что здесь и сейчас ему было слишком больно, чтобы жить.
Питер, Сириус, Римус и Лили сидели все вместе. Они разом обернулись к нему. И Лунатик двинулся навстречу.
- Джеймс, - мягко позвал он. Сохатый натянул губы, но улыбнуться совсем не получилось. Да и зачем? Кого он собирался обманывать?
- Пойдем к нам, - позвал Римус.
- Я хочу спать, - соврал Джеймс. – Увидимся позже.
Он хотел добавить «Я в порядке», но не смог. Он не в порядке. Никто из них не в порядке.
Подниматься по лестнице было тяжело. Словно Джеймс шел на эшафот. И порой ему казалось, что так было бы легче. По крайней мере, это прекратило бы его страдания.
На пороге он застыл, вновь рухнув в пропасть.
«Это было первое Рождество в Хогвартсе. Мародеры остались здесь ради Римуса. В смешных шапках, веселые третьекурсники, они радовались подаркам и тому, что просто вместе.