— А мы? — спрашивает Хлоя. — Мы после войны вернемся в Лондон?
Но Гвинет уезжать не хочет.
— Тебе нужно быть здесь, пока не кончишь учиться.
Гвинет гордится Хлоей; хорошенькая, ладная, смышленая дочка — ее единственное достижение в жизни. Она расцветает от малейшего успеха Хлои в школе, приходит в смятение от малейшей ее головной боли. Она печется о благе дочери бескорыстно, ни на что не рассчитывая взамен, она успокаивает, поглаживает, поощряет, внушает — наставляет в долготерпении и стойкости.
До тех пор, впрочем, покуда Хлоины интересы не сталкиваются с интересами Ликоков. В этом случае предпочтение отдается Ликокам. Гвинет любит мистера Ликока. Разве допустила бы она иначе, чтобы Хлоя, в ущерб своему здоровью и силам, вставала зимой в шесть утра и чистила ботинки постояльцам, и накрывала столы для завтрака, и подстерегала поутру молочника, чтобы перехватить для «Розы и короны» побольше молока, а со временем, когда подросла и подучилась, допоздна засиживалась над счетами после того, как трактир закроется на ночь? И все — за так, если не считать мистер Ликоковой улыбки.
— Какая честь для нас, — говорит Гвинет. И верит в это, и Хлоя — тоже.
Гвинет некуда ехать. Ей уже за сорок, и у нее ни гроша. Жизнь в «Розе и короне» как-то образовалась, утряслась, на основе каторжной работы с примесью острых ощущений. Она уверена, что мистер Ликок ее тоже любит. Недаром же, в тех редких случаях, когда им удается остаться наедине, он говорит ей это, вперемешку с поцелуями. Они созданы друг для друга, говорит он, но их любовь не может — ни-ни — идти дальше поцелуев. Пусть Гвинет не ищет себе другое место — нет-нет, — без нее он будет несчастлив. Да, и пусть она не просит прибавки к жалованью или свободных от работы часов, иначе, не дай бог, жена обо всем догадается.
И столь сильно у Гвинет сознание вины от этих тайных свиданий, столь велико возбуждение, что она верит и не задается вопросами. Годы проходят быстро, а она все с надеждой смотрит в будущее, все старается поймать украдкой брошенный взгляд, все боится и ждет, что миссис Ликок увидит и поймет. И чем сильнее ощущает Гвинет свою вину из-за мужа, тем более теплым и жалостливым чувством проникается к жене, по-птичьи шустрой и бойкой дамочке, вынужденной довольствоваться унылым однообразием законной и гласной любви.
Гвинет уверена, стоит ей лишь заикнуться, и мистер Ликок будет принадлежать ей — и все оттягивает эту минуту, не произносит заветное слово. Так и влачат они свое существование, одинокие женщины, делая хорошую мину при плохой игре, придавая значение незначащей фразе, принимая рассчитанное сластолюбие за любовь, читая вожделение в мимолетном взгляде — надеясь, хотя надежды нет. Так старятся они в обманных лучах самообольщения, но, как знать, не лучше ли это, чем стариться в холодном свете жестокой правды.
28
В том углу квартиры, который служит спальней, Грейс собирается в дорогу. Иными словами — вытряхивает на пол содержимое комода, отбирает нужное и рассовывает по пухлым кожаным сумкам, обнаруживая столько же привязанности к старым драным трусикам, как к джемперу от Ива Сен-Лорана.
То и дело, роясь в тряпичных ворохах — как рылась девочкой в ворохах осенних листьев, — Грейс подносит к лицу кофточку или лифчик, понюхает и, если найдет, что дурно пахнет, либо выбросит в мусорное ведро, значит, вещь уже никуда не годится, либо, обильно спрыснув одеколоном, швырнет обратно. Хлоя, любуясь и осуждая, наблюдает.
Чем такая, как Грейс, берет Себастьяна? — размышляет Хлоя. Пролистай кипу женских журналов за целый месяц — и не найдешь ответа. Во всяком случае, не домашними добродетелями, и уж тем более не умением стать надежным и отдохновенным прибежищем среди житейского моря. Помимо строительного мусора, пол завален книгами, хлебными корками, неоплаченными счетами, мышеловками, винными пробками, порожними бутылками, коробочками из-под камамбера. По небрежно вытертым подтекам на полу видно, что в уборной недавно был засор. На балконе высится местами заскорузлая, местами блестящая конструкция, воздвигнутая Грейс из серебряной фольги от картонок, в которых отпускают на вынос еду в китайской кулинарии. Вот вам и художественный талант.
Грейс. Если тебя воротит от этого беспорядка, не смотри. Ты жалкое, малодушное, робкое существо — в мать пошла. Думаешь, если не наводить чистоту, никто тебя не полюбит.
Хлоя (кривя душой). Совсем не в том дело. Просто если не наводить чистоту, это кончится тифом.