Оливер. Хлоя, я должен тебе что-то сказать.
Хлоя. Может быть, это терпит до вечера? Мне не хотелось бы опаздывать на работу.
Оливер. Вообще говоря, это самым существенным образом касается наших общих интересов. Но поскольку речь идет не о заработке, а всего лишь о людях и их счастье, тебе это, вполне понятно, может показаться не столь важным. Ступай, мой друг. А то, не дай бог, пропустишь автобус. И завтра в Кембридже, страшно сказать, будет ощущаться нехватка бордового кримплена! Ступай же, Хлоя, не изменяй своему призванию.
Хлоя садится и снимает перчатки.
Хлоя. Я поеду на следующем автобусе.
Оливер. Вот спасибо. Тронут, что ты проявляешь такую заботу о семье. Ни одна женщина в Англии больше не носит перчаток, только ты одна.
Хлоя. Извини, если они тебя раздражают. Я бы тоже не носила, но по утрам холодно, а в автобусе не топят. Разрешал бы мне брать машину, тогда бы перчатки не понадобились.
Оливер. Хлоя, когда ты последний раз брала машину, отвалилась выхлопная труба. Если тебе не хватает ума сообразить, что через колдобину не переезжают задним ходом, значит, тебе нечего делать за рулем. Может стрястись что угодно.
Хлоя. Это была не колдобина, это был бугор на подъездной дороге. С каждым могло случиться.
Оливер. Я тебя не виню и не ругаю, я только говорю, что, когда ты берешь машину, у меня душа не на месте, я не могу писать, а если я в ближайшее время не закончу роман, одному богу известно, на что мы будем жить.
Хлоя. На киносценарии, вероятно.
Оливер. Этой трухой я заниматься больше не намерен.
Хлоя. Ты за меня волнуешься или за машину?
Оливер. За тебя. Ты, я вижу, не в духе, Хлоя. Пожалуй, езжай-ка ты, в самом деле, на работу.
Хлоя. Прости. Напрасно я это сказала. Не сдержалась.
Оливер (великодушно). Ничего. Я и сам не на высоте. Не привык я тревожиться насчет денег. Столько расходов последнее время, а все твои милые издатели, изволь откупайся от них.
Хлоя. Оливер, а ведь они, как ни удивительно, до сих пор согласны печатать книгу. Подумай, может быть, все-таки есть смысл хотя бы показать твоим сестрам рукопись — посмотрим, узнают они себя или нет?
Оливер. Благодарю покорно. Очень мне нужно, чтобы родные сестры подали на меня в суд. Мало я из-за этих тяжб натерпелся в молодости. С меня хватит.
Хлоя слишком много себе позволила. И к тому же пропустила автобус. Дома теперь несколько дней будет сплошное несчастье, да и на работе не слаще.
Оливер. Я пришел на кухню, собираясь сказать что-то важное, а мне вместо этого в очередной раз навязывают перебранку и сведение счетов. Я не хочу с тобой браниться, Хлоя. Мне это — нож острый в сердце. Я хочу спокойно и трезво поговорить о Франсуазе.
Хлоя. Ах, вот что. О Франсуазе. Про это я знаю.
Оливер. Откуда?
Хлоя. Я застилаю постели.
Оливер. Постели обязана застилать Франсуаза, я ей деньги плачу за это.
Хлоя. У нее и так хватает дел. А плачу ей, кстати, я.
Оливер. Все правильно, она делает за тебя работу, ты отдаешь ей часть своего заработка.
Хлоя. Да я не жалуюсь.
Оливер. А я — жалуюсь. У тебя так мало остается, что ты практически не участвуешь в общих расходах. Содержать этот кошмарный дом становится немыслимо. Дети позволяют себе черт-те что — никто и не думает их одергивать. Электричество, как я убедился, горит всю ночь, приемники и те не выключаются. А тут еще на носу школьные каникулы, ублюдки нагрянут всей оравой…
Хлоя (свирепо). Они не ублюдки.
Оливер. Я пошутил. Видишь, Хлоя, ты ищешь случая устроить скандал. Это чересчур далеко зашло, в такой тяжелой обстановке находиться нестерпимо. Как я могу писать, если у меня нет покоя в семье?
Хлоя. Если бы мы, как раньше, спали вместе — то есть, я хочу сказать, просто в одной комнате…
Оливер. Ты храпишь. От этого с ума можно сойти.
Хлоя. Или хотя бы…
Оливер. Нет.
Хлоя. Это началось с тех пор, как появилась Имоджин.
Оливер. Что за вздор. Имоджин появилась восемь лет назад. Я признал девочку как свою родную дочь. Чего еще ты можешь требовать?
Хлоя. Но меня ты с тех пор не признаешь.