В тот злополучный день мать с самого утра отвела Артема в дом их друзей, где у Артема был собственный друг – семилетний Костя. У мальчишек были совместные планы на весь день. Экономка поехала в соседний поселок за продуктами, где встретила приятельницу, и задержалась там на несколько часов. Вернувшись в дом, она нигде хозяйку не увидела и решила, что та легла отдохнуть, как обычно делала в это время. Когда та к ужину не вышла, экономка забеспокоилась, зашла к ней и, не найдя ее там, стала искать. Она нашла Елену Анатольевну в оранжерее. Та лежала на полу, без сознания, все вокруг было залито кровью. Она сразу вызвала скорую помощь и позвонила хозяину. Тот был на другом конце света, так что смог приехать только на следующий день.
В общем, все закончилось очень трагично. Елену Анатольевну спасли, но она больше не могла иметь детей. Девочек спасти не удалось. Флора умерла на второй день, а Маргарита на третий. Мать не смогла принять их смерть. Она продолжала разговаривать с ними и вела себя так, будто они были живы. К каким только специалистам ни обращались! Она несколько раз лежала в самых лучших клиниках и здесь, и за границей, но ничего не помогало. В остальном все было нормально – она всех помнила, все понимала, следила за собой и продолжала заниматься цветами. Казалось бы, все нормально, ан нет! Артем не раз слышал такие фразы: «Флора, сколько раз можно тебе говорить – нельзя лить столько воды, корни начнут гнить!» или: «Ритуля, подай мне лейку.». Пришлось смириться с ситуацией и принять ее такой, какая есть. Ей наняли медсестру, чтобы та за ней присматривала. Со временем женщины подружились, и Вера Ивановна стала компаньонкой и подругой хозяйки и воспринималась всеми как член семьи. Она была из той редкой породы людей, которые полностью концентрируются на интересах своих подопечных, забывая о собственной жизни.
– Ты говорил, что твоя мать недавно лежала в больнице, – напомнила я. – Это как-то связано с ее состоянием?
– Нет, ей аппендикс вырезали. Она лечилась в больницах другого профиля, а сейчас ее регулярно навещает психиатр, маскируясь под отцовского друга. Думаю, мать догадывается об этом, хотя ничего не говорит.
– Но ведь у нее есть ты! – возмущенно воскликнула я. – Она ведь тебя любит?
Лицо Артема стало напоминать маску.
– Не знаю. С тех пор, как умерли ее девочки, она ни разу не сосредоточила на мне свой взгляд, ее взгляд скользит по поверхности, будто меня вообще нет, даже не по себе становится. Мои дела ее не интересуют, – тихо добавил он.
И тут меня прорвало! Я разрыдалась и бросилась ему на грудь, обнимая и целуя, куда попало, будто стараясь восполнить годы пренебрежения. Его ответ был еще более пылким и даже яростным.
– Ника, я так люблю тебя! – хрипел он. – К черту твои запреты на признания! Я люблю тебя и хочу, чтобы мы всегда были вместе – в горе и радости, в болезни и здравии! Хочу, чтобы у нас были дети и настоящая семья!
И тут меня пронзила страшная мысль: «Уж не любящую ли мамочку он во мне ищет?». А что, женщина постарше, с ребенком вполне подходит на такую роль. Я тут же устыдилась своих мыслей. Если так копаться, то можно решить, что в Олеге я искала отца. Даже если это и так, это не отменяет того, что я его любила, сильно и самозабвенно.
Мы чуть не оказались в постели, но я решила продолжить разговор, чтобы окончательно закрыть эту тему. Меня интересовало, как его родители уживаются при таком раскладе. Артем сказал, что их отношения очень нежные, но не супружеские, а братские. Отцу всего пятьдесят два года, на здоровье не жалуется, вполне привлекателен, так что женским вниманием не обделен не только из-за своих миллионов. Однако он уважает жену, и своих любовниц не демонстрирует. О болезни его жены знают только самые близкие, а остальные считают ее просто нелюдимой.
– Почему твой отец не развелся с ней? – спросила я.
– Он по-своему ее любит, к тому же, чувствует свою вину за случившееся. – Я недоуменно подняла брови. – От командировки он не мог отказаться, но мог нанять ей врача, чтобы тот за ней постоянно присматривал, ведь она была уже на восьмом месяце беременности и ожидала двойню. Но он этого не сделал.
Как же тяжело жить с сознанием своей вины, подумала я, когда уже ничего не изменить и не исправить. Мне было жаль и Валерия Александровича, и Елену Анатольевну, но больше всех мне было жаль Артема. Он лишился материнской любви в семилетнем возрасте, хотя ни в чем не был виноват. Просто удивительно, что он не сломался, не стал озлобленным и ожесточившимся. За это я его еще больше любила. Любила? Или это материнские чувства? Ах, какая разница, как называть чувства, главное, они есть. И в эту ночь все свои чувства я излила на него, и он ответил мне тем же. Наутро мы никак не могли расцепить объятия.