Прошедшая неделя была просто кошмарной. Накопившееся неудовлетворение жизнью выплеснулось из меня самым диким способом. Сначала высказала Косте все свои обиды, не гнушаясь явными преувеличениями и грубостью. Затем попыталась Маринку поставить на место, она немало крови мне попортила. Боже, да ведь я гордилась собой – своей решительностью и принципиальностью! А чем это закончилось? Да тем, что я осталась совсем одна – нелюбимая и никому не нужная. Впрочем, к этому мне не привыкать. Даже душу некому излить, Вероника «ушла в подполье». А ведь, когда ей нужна была помощь, я все свои дела бросала, и не из чувства долга. Мне ХОТЕЛОСЬ ей помочь! И Маринке хочется, и Марте, и Женьке хотелось, да и многим другим. Почему я ни у кого не вызываю подобных чувств? Что со мной не так? Как будто на мне выжгли клеймо «Ее нельзя любить!». С самого детства я об этом размышляю, но ответа пока не нашла.
В выходные вообще из дома не выходила, не убиралась, не готовила. Включила телевизор, там меня ничто не заинтересовало. Взяла книгу, но чтение никогда не было моим любимым занятием, хотя прочитала я немало, за подругами тянулась, но в таком состоянии чтение меня совсем не привлекало. Костя при уходе забрал кое-какие вещи, а остальные продолжали висеть в моем шкафу. Это ужасно нервировало. Все эти дни я подспудно ждала его звонка – то ли с сообщением об окончательном разрыве, то ли о примирении. Я уже сама не знала, чего хочу. Но пусть хоть что-то происходит! Я больше не могла жить в таком вакууме. В общем, выходные я еле пережила и с некоторым воодушевлением отправилась в понедельник на работу. По счастью, там все было хорошо. Наталья Максимовна, наконец, подала заявление об уходе, и Геннадий Сергеевич официально меня уведомил, что через две недели я вступлю в новую должность – заместителя начальника отдела. В нашей иерархии это было большим шагом вперед или вверх, не знаю, как правильнее сказать. В связи с новыми обязанностями часть моих клиентов передали молодому сотруднику, в том числе, и фирму «Цвета лета». Я не знала, радоваться этому обстоятельству или огорчаться. Решила все-таки порадоваться. Мы случайно обнаружили нечто непонятное, и неизвестно, к чему это приведет.
Я уже собиралась уходить, когда позвонила Маринка и предложила встретиться возле метро, чтобы вместе отправиться на выставку. Неужели и ей знакомо чувство робости? Ладно, неважно, главное, она на меня не сердится за недавние выпады. На душе немного полегчало. У нас обеих были пригласительные билеты на два лица, и я в свое время пригласила Костю. Он согласился, он вообще очень хорошо относится к Веронике. Творческие личности его привлекают. Только вряд ли он появится на выставке, ведь не позвонил же. Но неужели Маринке некого было прихватить с собой? На нее это не похоже. Впрочем, в последнее время она изменилась. Бойфренды как-то повывелись, да и прежнего огня в ней не чувствуется. Неужели Женькина смерть так на нее повлияла? Но лучше об этом не думать, а то опять выскажусь невпопад.
Маринка, как это часто случается, опоздала, и торжественное открытие выставки прошло без нас. Когда мы появились в галерее, она была заполнена под завязку, а телевизионщики уже складывали свою аппаратуру. Для проведения выставки было задействовано три помещения. Первое было небольшим и напоминало прихожую. В нем были установлены столы с закусками и напитками. За порядком в этом отсеке следила симпатичная официантка. Она убирала использованные бокалы и выставляла чистые, добавляла закуски на тарелки.
Из этого импровизированного буфета был вход в основной зал. Здесь издательство в полную силу себя рекламировало. Справа были расположены витрины, в которых расположились книги с Никиными иллюстрациями. Рядом приютился киоск, где шла бойкая торговля этими книгами и каталогами выставки. По остальному периметру были развешаны эскизы к книжным иллюстрациям. Ника называла их эскизами, но, на мой взгляд, это были полноценные картины, каждая из которых представляла несомненный интерес. Все это выглядело ярко, нарядно и даже празднично. Я гордилась своей подругой. Мы с Маринкой переглянулись, и я поняла, что она ощущает то же самое.
Нику мы обнаружили у окна, дающей интервью интеллигентной женщине в очках. Наверняка представитель солидного журнала, подумала я, а не какой-нибудь желтой газетенки. Ника нас заметила и проартикулировала: «Потом», а сама повела журналистку во второй зал. Мы направились следом. Там тоже народу хватало. Этот зал был отдан тринадцати картинам из цикла «Эмоции». Они были разного размера и выполнены в разных стилях. Как утверждала Вероника, каждая эмоция требует своего способа выражения. Например, картина «Ярость» была абстрактной. Я видела ее в мастерской, тогда она особого впечатления на меня не произвела, но, как говорится, большое видится на расстоянии. Теперь, увидев ее, я остолбенела. Всполохи фиолетового, пурпурного, черного и каких-то смешанных цветов буквально придавили меня к месту, заставляя ощутить чуть ли ни ужас. Маринка понимающе кивнула: «Ника очень талантлива. На ее фоне я чувствую себя жалкой букашкой, этаким жучком-паразитом.». Я рассмеялась и ответила детским стишком, неожиданно всплывшим в памяти: «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны.». Маринка улыбнулась и одобрительно похлопала меня по плечу. Рядом с нами Тамара, Никин агент, беседовала с солидным мужчиной.