-- Я тоже люблю тебя... сделаем так. Спросим ее. Кого она выберет, тот останется здесь... другой уйдет... Она тебя выберет, -- прибавил он хрипло.
Сара вдруг вскочила на ноги и воскликнула.
-- Никогда, я уйду от вас лучше.
Братья быстро вскочили то же. Они все словно обезумели.
-- Возьми его тогда, -- сказал Карл, указывая на Альфреда, -- только останься.
-- Нет, его! Он моложе, -- сказал Альфред, и их лица исказились от страха расстаться с нею.
Сара горестно заломила руки,
-- Никого, никого, о братья, не ссорьтесь. Не ссорьтесь, милые, я уже выбрала...
Братья отступили от нее.
-- Кого? -- пылко крикнул Карл.
-- Ремесло наше, -- тихо ответила Сара: -- я для него живу, им живу, кроме него ни о чем не думаю. И могу ли я стать женою, мое тело тогда одрябнет, мои мускулы ослабнут. А потом я стану матерью... нет, нет. Я люблю свое дело, свой хлеб... Слушайте, -- заговорила она горячо, восторженно: -- останемтесь вместе, будем, как братья. Хотите я остригу волосы и надену мужской костюм и будем работать все трое. А, старик увидит нас и благословит. Ведь мы одинаково любим наше дело, едим один хлеб.
Братья угрюмо молчали.
-- Выйди за кого-нибудь из нас, -- глухо сказал Альфред: -- мы любим тебя.
Сара всплеснула руками, села на землю и горько заплакала.
Зачем она -- женщина, зачем существует эта глупая любовь, вот она ссорит двух братьев и выгоняет ее из дому...
Братья умели сильно чувствовать, но не умели говорить. Они молча постояли подле плачущей Сары и пошли к коновязи, где легли на землю и завернулись в свои одела.
IV.
Совместная жизнь стала невозможной. Сара поняла это и решилась расстаться с дорогим ей фургоном. Но, несмотря на свою энергию, она не могла сделать этого открыто и оставила его потихоньку, в то время, как пошли снимать помещение в городе под сцену.
Она села в первый отходивший поезд и через 8 часов была в Вене. Там она переменила свое имя и стала Кларою. Боясь встретиться с друзьями, она переменила и работу и занялась только канатом. Успех сопровождал ее всюду; но она тосковала по фургоне, по бледнолицей Эмме и по влюбленным в нее братьям.
Иногда в минуты тоскливого отчаянья ей хотелось с победным криком броситься вниз с каната, с высоты 10 саженей...
Кто может быть один, чья душа не устанет от безмолвного одиночества и не возжаждет любви и участия?.. Порою Кларе казалось, что она сделала ошибку, и тогда она начинала выбирать одного из двух братьев и снова отдавалась отчаянью, потому что оба были ей одинаково милы.
От своего отчаянья она спасалась только канатом. И чего она на нем не делала, до какой безумной отваги не доходили ее упражнения...
Стихали шум и крики, едва она показывалась на крошечной платформе у каната. Смолкала музыка (потому что под такт музыки идти легче) и в мертвой тишине слышались только плеск фонтанов да отдаленный шум города. На высоте 8, 10, 12 саженей она плавно скользила по узкому канату, презирая всякую опасность. Она ходила и прямо и пятясь, и боком. Ходила без баланса, ходила с мешком на голове и, в погоне за страхом выдумывала новые и новые номера, но чувство страха не посещало ее ни разу.
V.
Ей было 28 лет, когда она приехала в Россию и юркий импресарио привез ее в Нижний на ярмарку. Клара производила фурор в течение трех недель. Потом ярмарка закрылась; импресарио, оставив Кларе 50 рублей, тайком уехал из города, и Клара осталась одна.
Это была первая неудача в ее артистической карьере; но она не потерялась и тотчас предложила свои услуги в ближайший цирк.
С этого времени она осталась в России. Она быстро выучилась говорить по-русски, освоилась с нравами, и ей полюбился широкий размах русской удали, полюбилась простота и доброта русской души и только в России она стала забывать мало-помалу свою тоску по фургону и двум братьям, свое сиротливое, но гордое одиночество.
Душа ее просыпалась и жаждала любви и жизни.
VI.
Это случилось в Саратове. Она остановилась в нем проездом на три дня и согласилась на три представления в знакомом цирке. И здесь, сидя в цирке, она в первый раз увидала Жана Крозе, попросту Ивана Красова, и поразилась им, его ловкостью и смелостью. Молодой, стройный, с черными усиками на бледном лице с наглыми глазами и причёской а ля Капуль, он, действительно, словно играл со смертью, работая на проволоке. Слабо натянутая проволока, как веревочка, через которую прыгают дети, качалась во все стороны.