— Да нет, она как раз нормальная баба, в отличие от всех остальных уродов.
— Ты снял показания с этого её мужика?
— Нет.
— Почему?
— А она его не знает. Видела его первый и последний раз.
Мамонов усмехнулся.
— Что, хахаль-перехватчик?
— Ну да, что-то, вроде этого.
Косарев посмотрел ещё раз на пакет, потом на Астафьева.
— Трое их было, говоришь?
— Да.
— И перчаток три пары. А как они могли оказаться в этом пакете? Где он был, возле помойки?
— Да нет, я же сказал. В противоположной стороне, это ближе к выезду из Соцгорода, как раз в сторону Щорса. Там тот джип, похоже, и стоял.
— Следы есть?
— Нет, там же асфальт. А с нашими дождями…
— Понятно. Но всё это очень интересно. Завтра найдёшь этого человечка, оформишь всё по полной форме. И ещё. Тут у нас один умник, — Косарев покосился в сторону Колодникова, — предположил, что старик заболел чем-нибудь, вроде рака, и наложил на себя руки. Ну, чтобы не мучиться. Сходи в горбольницу, найди медицинскую карту Серова, и проверь эту версию. Всё понял?
— Так точно.
Совещание закончил Мамонов.
— Ну, и напоследок, одна ещё новость. С сегодняшнего дня, в связи с террористической опасностью приказом министра объявлена операция "Тайфун".
Народ недовольно загудел.
— Тихо! Тихо! — Продолжил Мамонов. — Работаем без выходных, до девяти часов вечера. Всё ясно?
— А деньги то будут платить, или как за прошлый «Тайфун», кинут? — крикнул Рыжов. Мамонов ничего ему не ответил, только сплюнул в сторону.
Выйдя из отделения, Юрий закурил, и начал думать, что ему сейчас делать. Идти домой, или отправиться к новой знакомой, Наталье? Он уже решил, было, что надо и дома показаться, а то мать будет волноваться. Но тут его окликнули из остановившейся рядом, на дороге, "Волги".
— Астафьев, подойдите сюда.
Юрий несколько опешил, но официальный тон говорившего заставил его подойти. Водитель «Волги» приоткрыл стекло и сунул ему под нос раскрытую красную корочку.
— Семён Ильич Шлыков, ФСБ. Садись в машину.
Астафьев повиновался без лишних слов. Машина отъехала два квартала, затем Семён припарковал её на небольшой площадке около кафе, и развернулся к своему пассажиру.
— Значит, это ты ведёшь дело по Серову?
— Да, я.
— Что накопал?
— Ну, немного.
— Давай, рассказывай и по подробней, — приободрило его комитетчик, закуривая. — Я не спешу.
"А я? Тебя это интересует, спешу я или нет?" — со злостью подумал Юрий.
Юрий сначала рассказывал всё коротко, односложно, но въедливый Шлыков вытянул из него своими расспросами все подробности.
— Значит, есть такая версия, что дедку этому могли помочь уйти на тот свет? — подвёл он итог рассказа Юрия.
— Ну, пока это вслух никто не говорит, но то, что мне велели продолжить расследование, уже много.
— Да, так же как три пары неизвестно откуда взявшихся перчаток.
Шлыков достал из кармана небольшой листок бумаги, и отдал его Астафьеву.
— Тут список лучших друзей Серова, в основном тут его заводские коллеги. В большинстве такие же пенсионеры, как и он сам. Они, наверняка будут на похоронах, так что постарайся их опросить насчёт настроения старика незадолго до смерти. Может, он с ними чем-то делился.
— А, почему я это должен делать? — позволил себе робкий вопрос Юрий. — А вы что, не можете сами их опросить?
Взгляд его нового знакомого словно налился свинцом. Но, он всё-таки постарался донести до начинающего опера всю важность его положения.
— Пока нам нельзя светиться в этом деле. Есть определённые обстоятельства. А ты всё равно при деле, тебе это с руки будет. Понял?
— Да, конечно.
— И держи язык за зубами о нашем разговоре. Тебе куда сейчас?
— На Таганрогскую.
— Хорошо, сейчас подкину, мне как раз по дороге.
ГЛАВА 7
В девять часов вечера в дверь квартиры Кижаева осторожно постучали. Игорь удивился. Дверной звонок у него работал прекрасно, и если бы в квартире был включен телевизор, он бы не расслышал это осторожное постукивание. Вытерев с рук липкий обойный клей, он подошел к двери и спросил: — Кто?
Хотя ответила ему тишина, Игорь всё-таки распахнул дверь. На лестничной площадке стояла невысокая, худущая девчонка непонятного возраста с длинным, сливообразным носом и большими, черными, еврейскими глазами.
"Подаяние что ли просит?" — подумал Кежа, разглядывая вселенскую скорбь в глазах девчонки.
— Это ты что ли, тут как кошка скребешься? — спросил он.
— Вы… Кежа? — запинаясь, спросила девчушка.
— Ну, я, — признался Игорь. — А что надо?
— Я подруга Лолы… Она мне рассказывала про вас.
— И что?
— Она исчезла.
— Как это исчезла? — Не понял Кижаев.
— Её уже два дня нету ни где, дома, ни в школе.
— Ты что, вместе с ней учишься? — Спросил Игорь, раскуривая сигарету и присаживаясь на корточки, спиной к стене.
— Да, — всё так же нерешительно призналась девчонка.
— И как тебя зовут?
— Инна.
— Послушай, Инна, объясни все толком. Откуда ты знаешь, что она исчезла? Может, она уехала куда, заболела, попала в больницу?
Инна отрицательно покачала головой.
— Нет. Я бы тогда знала. Она же моя лучшая подруга. Мы и живем рядом и учимся в одном классе, девятом «Б».
— Постой, в одном классе, — удивился Кижаев. — Сколько же тебе лет?
— Пятнадцать недавно исполнилось.
— А Лолка что же, второгодница? Ей то сколько лет?
— Нет, ей тоже пятнадцать, правда уже давно, в мае стукнуло.
"Вот овечка, а говорила что ей уже шестнадцать! — подумал Игорь. — Так можно под статью подвести! Развратные действия в отношении малолеток, только этого мне ещё не хватало!"
— А мать её что говорит? — допытывался Кижаев.
Девочка отвела в сторону глаза и сказала: — Тетя Лена говорит, что она просто по рукам пошла. Что так ей и надо. Но я знаю, что это не так.
— И что, она, эта самая Лена, она никуда не обращалась? Ни в милицию, никуда?
Инна отрицательно мотнула головой. Чуть подумав, Игорь поднялся на ноги и сказал: — Ладно, что-нибудь придумаем.
Видно в его голосе проскользнула явная нотка безнадежности, так что "ходячая скорбь" по имени Инна развернулась и, ссутулившись, пошла вниз по лестнице.
Докурив сигарету, Кижаев вернулся в квартиру и продолжил клеить в спальне обои. Всю эту неделю он вплотную занимался ремонтом. Зал был уже полностью готов: подвесные потолки, выпуклые германские обои бежевого цвета, импортный линолеум под наборный паркет — все соответствовало укоренившемуся понятию евроремонта. Оставалось завести только мебель. Пока из этого у Кижаева имелся только большой телевизор, да промятая тахта, доставшаяся от прежних хозяев.
Руки Игоря продолжали аккуратно мазать уже пропитанные куски обоев, но сам он невольно вспоминал события недельной давности.
— Я тебе подобрал другое имя. Лолита тебе идет больше, — сказал Кижаев ей той ночью.
Лариска подняла голову с подушки и спросила: — Почему Лолита?
— Похожа. Ты кино, что ли не смотрела?
— Смотрела.
— Ну и как?
— Дребедень. «Эмануэль» лучше.
— Ну, не скажи. А, кто ж тебя всему этому научил?
— Ты про секс, что ли?
— Ну, не про таблицу же умножения.
— А тебе то чего? Научил и научил.
— Благодарность вынести хочу. Давно я так не отрывался.
Кижаев не грешил душой. То, что ему продемонстрировала эта малолетняя девчонка в полном объеме, он раньше получал только у тридцатилетних сочинских путан, всю жизнь повышающих свою квалификацию в горячий сезон летних «гастролей». Казалось, для Лолы в сексе не было никаких тайн или секретов. Больные ребра и гудевшая от того удара голова Кижаева не давали ему толком двигаться, но это ему и не понадобилось. Всю динамическую часть секса на себя взяла нежданная гостья, оставив "Альбатроса морей" в роли статичной фигуры. А Лолка в ту ночь неожиданно разговорилась.