— Что случилось?
Та всхлипнула и утерла указательным пальцем последнюю выскочившую слезу. Не поворачиваясь к соседке, ответила в отражении:
— Мне кажется, я все окончательно испортила.
Брови девушки сдвинулись домиком. В глазах застыло отчаяние.
— Что все?
Ей понадобилась минута, чтобы собраться с мыслями и дать четкий ответ на этот вопрос.
— С Вадимом. И с Ариной.
Она снова всхлипнула. Адлия присела на табурет, переложив с него ноутбук на кровать, и уперлась обеими руками в бедра, вывернув локти вперед.
— Расскажи, — сбоку на Татьяну смотрело сочувствие.
Девушка развернулась и, в последний раз всхлипнув, начала говорить. Она выкладывала историю вдумчиво, последовательно и осторожно, стараясь выставить себя в лучшем свете, чем Вадима. Она и сама не понимала, зачем ей что-то приукрашивать, привирать или не договаривать, поскольку это бы саму историю не изменило, а она нуждалась в полезном совете. «Или в одобрении? Жалости? Снисхождении?» — спрашивала сама себя, наблюдая за тем, как спокойная мягкая Адлия аккуратно пришивает бусинку за бусинкой на поролон, обернутый нейлоном. Женщина слушала, как всегда внимательно, не перебивая, иногда кивая. Татьяна уже знала, что параллельно она все анализирует.
Когда девушка озвучила последние события от выставки до спектакля, Адлия подняла голову и посмотрела в сторону окна, в котором будто разместилась черная дыра. Не было видно ни крапинки света, только раздвоенные отражения люстры с потолка.
— Знаешь, я вот молодая была глупая, — начала женщина, быстро вздохнув. — В двадцать один я была счастлива. Мы с первым мужем начали жить вместе. Ждали ребенка. Это еще в Казахстане было.
Женщина по-прежнему смотрела в окно. Татьяна замерла, как будто боялась спугнуть рассказчика, стараясь не издавать ни звука, ни шороха.
— Потом я застукала его целующимся с другой женщиной, коллегой, — она покачала головой неодобрительно, усмехаясь, как будто до сих пор четко помнила этот эпизод и ту коллегу. — Я сразу в истерику, скандал, ругань. Муж пытался мне объяснить, что та его сама поцеловала, что у него с ней ничего не было, но я, конечно, не поверила. Не сказать, чтобы та была красоткой сногсшибательной, перед которой ни один мужчина бы не устоял, но она была женщиной. Уже достаточно.
Адлия тихо засмеялась. Смех плавно перешел в глубокий вздох.
— В общем, я сильно обиделась, оскорбилась и сделала аборт. На девятнадцатой неделе.
На этом моменте женщина зажмурилась и до белого сжала губы, превратив рот в одну тонкую морщинку на бледно-желтоватом подбородке, а потом раскрыла рот в немом плаче на несколько секунд, глубоко-глубоко вздохнула и продолжила на выдохе.
— С тех пор не могу иметь детей.
Адлия, наконец, посмотрела Татьяне в глаза. Девушка сидела вся в напряжении, сдвинув брови и навострив уши.
— Муж, когда узнал об этом, от гнева влепил мне пощечину. Я тогда гордая была, ты что! Сразу оскорбилась, сразу собрала вещи, сразу уехала в другой город. Это потом уже от второго мужа всякие побои терпела, не вякнув ни разу, пока сбежать не получилось.
Моргнув, правый глаз ее выдавил малюсенькую, но заметную слезинку.
— Долго мы таили друг на друга обиду. Потом он попытался меня найти, позвонил, попросил прощения. А я дура, гордая и безмозглая, бросила трубку. Со вторым мужем мы тогда только встречаться начали. Я думала, все, я свое счастье нашла, первый муж меня теперь не должен беспокоить. Только спустя пару лет пожалела. Муж запил, лупил меня, как дворняжку, не работал, приходилось еще его алкоголизм содержать.
Больше слез Татьяна на щеках Адлии не заметила. Она быстро пришла в себя, пару раз моргнув, и принялась дальше вышивать бисером очередной костюм.
— А мораль... — вдруг сказала она, когда девушка уже судорожно подбирала слова после услышанной истории. — Не стоит рубить с плеча. Я вот больших глупостей наделала. Даже не будучи уверенной, что муж мне изменил. Так, видимо, и не узнаю.
Татьяна перестала перебирать слова и принялась размышлять, примеряя историю Адлии на себя. Их с Вадимом история казалась попроще, но неизвестно, к каким последствиям в будущем могла привести. Ей стало страшно за себя. На ночь глядя было, о чем подумать. Она не могла уснуть до самого утра.
Глава 20. Ирония
Идти на следующий день на работу Татьяне не хотелось еще меньше, чем на занятия в школу после ссоры с Русиком, но работу пропускать выходило себе дороже. Погода полностью отражала ее опущенное ниже плинтуса настроение. Слякоть разлеталась во все стороны, с легкостью перелетая через тротуары и шмякаясь о стены первых этажей зданий, иногда попадая и на прохожих. Солнца не было видно уже неделю. Город серел, несмотря на праздничную суматоху. Повсюду развесили постеры, рекламирующие разные подарки для него и для нее. С витрин бросались в глаза красные надписи «Sale». Городские экраны показывали счастливые семьи. А в «Дэнсхолле» ее ждали обиженный Павлик и разочарованная Арина. Радовал только Рыжка, которого можно было гладить и успокаиваться.