— Я хочу достичь просветления. И выбраться из этой дыры. В этой дыре царят только ужас и хаос. Я не сумасшедший. Я хочу вознестись. Добудьте пароль. И вознеситесь вместе со мной.
Девушки больше не обращали на него внимания, потому что время тикало, нервы дрожали почти на пределе, жуткие рыки разносились отовсюду, заставляя периодически вздрагивать от резкости или громкости. В полностью исписанных стенах трудно было найти какую-то логику, хоть что-нибудь, что бы указывало на верный след. Муравьева сосредоточенно изучала каждую каракулю. Татьяна отошла подальше и пыталась осмотреть всю стену целиком, надеялась что-то выцепить важное.
— Нирвана не будет ждать. Просветления достигнут только некоторые… — верещала голова в окошке. — А те, кто не достигнут, будут перерождаться. Они будут гнить заживо в лабиринте страданий. Кишки их вывалятся наружу и растечется кровь по коридорам лабиринта, чтобы собраться и вновь воскреснуть в паршивом теле страдания ради…
Татьяна прослушала речь старика на автомате, но через минуту, словно до мозга только что добралась информация, остановила себя на рисунке в углу, над самой кроватью в форме круга, похожего на колесо со спицами. По краю окружности переплетался непонятный узор, в центре был изображен неразборчивый, но явно религиозный знак.
— Сансара! — воскликнула она, резко повернувшись к двери.
Муравьева обернулась туда же. Голова затихла. Дверь медленно отворилась. Девушки бросились к выходу, будто боялись, что дверь вскоре захлопнется. На выходе тонкая рука с гладкой кожей протянула Татьяне фонарик.
— Пусть освещает он путь твой греховный, дабы достигла ты просветления, — пророческим голосом проговорила голова.
Татьяна улыбнулась и, схватив фонарик, побежала вслед за Муравьевой по коридору налево.
— И помни, к просветлению не ведут простые дороги. Устами юродивых истина гласит! — крикнул вслед им старик.
Девушки уже не оборачивались. На повороте они услышали многоголосый вопль, причем голоса были мужские. Затем последовал грубый мат. Татьяна узнала любимый голос и взбудораженный тон Русика. Они с Муравьевой переглянулись, улыбнулись и побежали дальше.
Коридор привел их к двум дверям: запертой на ключ и просто прикрытой. Татьяна кинулась во вторую. Муравьева побежала за ней. Через несколько минут петляний они прибежали в тупик, из темного угла которого на них резко бросился, звеня цепями, одноглазый монстр с множеством острых лап, как у насекомых, искаженным мутациями лицом и волосатым брюхом. Из челюстей с острыми нижними клыками стекала густая кровь вперемешку с вонючей слизью. Девушки онемели от страха, прижавшись друг к дружке. Так и побежали восвояси по узким коридорам, вытирая плечами стены. Только вернувшись к развилке, отдышались.
Татьяне казалось, что еще никогда в жизни у нее так не колотилось сердце. Оно почти выпрыгивало из грудной клетки. Легким не хватало кислорода. Девушка делала частые вдохи, стараясь дышать глубже, но получалось плохо. Муравьева успокоилась раньше и приступила к поискам ключа. В коридоре на полу валялись только ободранные простыни, да кровь украшала стены. В углу, рядом с запертой дверью, стоял пластиковый закрытый аквариум, наполненный черными пауками. Девушки с отвращением покосились на него.
— Думаешь, все-таки там? — с последней надеждой спросила Татьяна.
Муравьева, стиснув зубы, процедила:
— Очевидно же.
На крышке аквариума имелось отверстие, прикрытое вырезками из пленки, чтобы паукам было сложно выбраться наружу, но человек легко мог просунуть туда руку.
— Давай, на «Камень, ножницы, бумага», — предложила Татьяна.
И проиграла. Она не страдала арахнофобией, и было очевидно, что пауки не могут быть ядовитыми, но лезть голой рукой в ящик, кишащий этими малоприятными тварями, хотелось не очень. Мурашки поползли от одного только представления, как она касается их рукой. Было боязно, что все-таки часть из них вылезет вместе с рукой и разбредется по телу, но время тикало.
Закрыв глаза и набрав воздуха в легкие, девушка медленно просунула руку в отверстие. Тонкие холодные лапки облепляли кожу и быстро ползли по ней, цепляясь за волосы, щекоча нервы и вызывая мурашки. Татьяна вся напряглась, едва сдерживая желание резко выдернуть руку. Чем больше она погружалась, тем активнее становились насекомые. Ей казалось, что рука уже полностью погрязла в пауках, что они облепили ее всю и начинают потихоньку пожирать. Паника уже стала ее естественным состоянием. Но надо было водить рукой по дну ящика и искать ключ. Он нашелся через минуту. Пару пауков ей все-таки пришлось скинуть на пол. Она отряхнулась вся, попрыгала несколько раз и с силой потопала ногами, потому что казалось, что насекомые теперь ползают по всему телу. Муравьева оценила ее за храбрость. За эту, показавшуюся Татьяне издевательской, похвалу хотелось влепить подруге резкую пощечину, но девушка сдержалась.