— Срам-то какой.
Татьяна походила немного по кругу, пытаясь отдышаться после драки. Вадим приподнялся на колено, все еще хватаясь за живот. Лицо его скорчилось от боли. Он тоже тяжело дышал.
— Что ты устроила? — раздраженно спросил парень.
— Зрелище! — с сарказмом ответила Татьяна, разведя руками. — Люди хотели шоу. Получайте! Это же моя работа развлекать пьяную толпу в разгар вечеринки!
Парень едва поднялся на ноги. Девушка сверлила его свирепым взглядом.
— Могу и станцевать! — продолжала она, сделав несколько плавных волн телом. — Ты же хотел танцевать!
Несколько парней воскликнули: «Воу!». Татьяна даже не взглянула в их сторону.
— Давай, потанцуем! Чего все притихли?
Она оглядела ошеломленную толпу, поймала напряженные взгляды Алисы и Дэна, ухмыльнулась им и вернулась к Вадиму.
— Прикройся хотя бы, — хриплым голосом сказал он ей, снимая пиджак.
— Зачем? Стыдно за меня?
Татьяна сардонически рассмеялась, приложив руки к длинной шее спереди.
— Надень пиджак! — приказал Вадим, кидая его в ее сторону.
Но девушка ловко отскочила назад, и пиджак мягко упал на пол.
— Мне нечего стесняться! Меня и в одежде тут все презирали.
Истерично посмеиваясь, она тыкала пальцем в Соню, в друзей Вадима, в жениха и невесту, выкрикивая: «Она! Он и он! Они».
— Тань, ты пьяна, — устало проговорил Вадим. — Надень пиджак, и поехали домой.
— Домой?! — вскинула она голову. — Куда это домой? Давно ли дом моего отца стал тебе домом? Даже я там теперь только гостья!
— Хватит, — помотал головой парень и решительно двинулся к ней.
Татьяна с криками: «Не трогай меня!» побежала прочь, скребя каблуками о глянцевый керамогранит. Получалось у нее это ловко, Вадим не смог ее схватить. Ему мешал быстро ходить больной бок. Вместо этого он поднял с пола пиджак и оставил его в руке, расставив ноги на ширине плеч. В гримасе гнева поджимались губы и расширялись ноздри. Глубокими вздохами парень пытался себя контролировать.
— Ты и так Дэну мальчишник испортила, хотя бы свадьбу не порть, — пытался Вадим призвать ее к разумности.
Голос звучал спокойно и холодно. Девушка на это только по-злодейски рассмеялась, растрепав волосы.
— А тебе я жизнь испортила, и что теперь?
Бешеные карие глаза метнули в нее заряженные молнии. Толпа вокруг оцепенела. Даже парни перестали хихикать. Все с жадностью наблюдали за происходящим. Жених с невестой тоже внимательно ждали развязки, забыв про собственный праздник.
— Сучка, — сказал кто-то тихо.
Голос был похож на Сонин. Татьяна бросила в нее насмешливый взгляд и снова отвернулась к Вадиму.
— Да, я — сучка! — воскликнула она не без толики торжества. — Мне все это говорят. Муравьева, все твои друзья, твоя мать, твой отец, который меня даже не видел. Все уверены, что я виляла голой задницей и наслаждалась жизнью, пока ты убивался горем.
Она тряхнула попой и круто развернулась на каблуках вокруг своей оси, продолжая обходить Вадима по кругу. Парень следил за ней, как охотник за движущейся мишенью, готовый выстрелить в любой момент.
— Никто просто не был в моей шкуре! — крикнула она резко во все горло.
От напряжения из глаз вытекли слезы и упали с подбородка на холодную грудь.
— Вы все здесь свободные люди, у которых всегда был выбор, — всхлипывания перебивали речь. — А я не могла выбрать даже то, что на завтрак буду есть. Я любила геркулес, просто потому что каждый гребаный день своей жизни ела на завтрак геркулес. Я не знала, что бывают другие завтраки. Я не знала, что я могу есть что-то, кроме сраного геркулеса.
Она остановилась и провела руками по волосам, потом зажмурилась на секунду и втянула смешанные запахи алкоголя, чего-то жареного и цветочного, затем тряхнула волосами и пошла дальше. Напряженное молчание заряжало воздух. Становилось душнее.
— Пока не появился ты со своей рисовой кашей.
Татьяна повернулась лицом к Вадиму и посмотрела ему в глаза, шмыгая носом. Он слушал внимательно, придерживая рукой живот, и смотрел на нее с сочувствием. Глаза его тоже увлажнились.
— Я так старалась всегда для других. Отдавалась полностью тому, чего даже не понимала. И никогда и ни в чем не была лучшей, — тихим голосом произнесла она. — Только для отца. И даже он во мне разочаровался.