Арина круто развернулась на сто восемьдесят градусов и снова посмотрела Татьяне в глаза. К такому уровню доверия девушка была совсем не готова, хотя себя в нижнем белье демонстрировала теперь почти без стеснения. Янусик посмеялся и сделал пару шагов ей навстречу. Он без смущения разглядывал аккуратную грудь и упругие бедра, с каждой новой деталью улыбаясь все шире.
— Прекрасное создание! — приговаривал Янусик, кружа вокруг Татьяны.
Девушка выворачивала за ним шею, боясь, что он сейчас вытворит что-нибудь похабное. Но Янусик только смотрел и даже не пытался притронуться. Да и смотрел без похотливости, как на красивый экспонат в государственном музее, что хранился под стеклом и тщательно оберегался смотрителями.
— Вот и я хочу, чтобы она это про себя поняла,– воскликнула Арина, подмигнув Татьяне, и накинула на плечи платье-кимоно с переливающимися оттенками розового.
Девушка снова залилась краской, но не от голого блестящего тела арт-директора в БДСМ-атрибутике, а от искренности сделанного ей комплимента. Она почувствовала, как внутри разливается приятное тепло и в душе улыбнулась, хотя внешне сохраняла шокированный вид.
Янусик подхватил Арину под руку и повел прочь из комнаты. Татьяне пришлось последовать за ними. Пока шли по длинному и петляющему коридору, мужчина рассказывал, как на пару с коллегой спасал выброшенный из ближайшего театра реквизит, который очень удачно подходил им к теме сегодняшней вечеринки — «Восток — дело тонкое». Арина хохотала на все здание. Татьяна тоже пару раз посмеялась, потому что Янусик умело вплетал в повествование забавные словечки наподобие «соплеклювый хареносец».
Спустившись вниз по белой деревянной лестнице с перилами в стиле классицизма, они оказались в полу темном помещении с невысоким потолком, с которого свисали блестящие толстые ленты, как украшение «дождик» для нового года, только в увеличенном масштабе. Из освещения горели бра — средневековые канделябры с мерцающими желтыми лампочками в форме свечного огня. В центре зала расположилась диванная зона, которую окутал полупрозрачный белый палантин. За ней, прикрепленные к колоннам, висели плетеные гамаки. Вдоль стены, с которой они зашли, стояли такие же розовые пуфы, как в комнате с ширмами, только продолговатые. Везде, и на диванах, и в гамаках, и на пуфах, и просто в зале, были люди, одетые примерно так же, как Арина. Некоторые нарядились в изысканные, сшитые специально для вечеринки, костюмы самураев или гейш в максимально возможной без потери смысла эротической форме. Но по большей части гости были просто обтянуты портупеями или металлическими цепочками на голое тело, причем как мужчины, так и женщины. Одна девушка носила форму японской школьницы, только сквозь белую сетчатую блузку хорошо просвечивалась грудь.
Когда Татьяна спустилась с последней ступени лестницы на пол, музыка резко затихла. Люди сразу обернулись на сцену, что идеально вписалась в выступ в боковой стене вместе с кулисами и оборудованием. Под барабанные, нагоняющие тревогу, звуки в центр сцены мелкими шажками на цыпочках вышла девушка в полностью прозрачном красном кимоно, накинутом на голое тело в стрингах. В руках она держала по вееру, каждый из которых был в полном развороте практически с нее ростом, но танцовщица вертела ими виртуозно, заворожив всех с первых движений. Татьяна смотрела с восторженным изумлением. Все здесь сразу перестало казаться пошлым сборищем озабоченных фриков, а превратилось в тонкое искусство откровенного толка. Когда танец закончился, Татьяна с силой захлопала в ладоши и, не выдержав, восхищенно закричала вместе с другими впечатлительными зрителями.
— Вижу, тебе понравилось, — заметила Арина, выдавая взглядом чувство собственного торжества.
— Красивый танец, — ответила Татьяна, все еще смакуя в уме увиденное. — Чувственный.
Ее поразила грация девушки и искренняя отдача, которая чувствовалась в каждом экспрессивном движении. Из танца сквозил сексуальный экстаз, но выглядело это не пошло и не отвращало, а, наоборот, притягивало и придавало сокровенности всей постановке. Татьяну поразила свобода девушки. Будучи почти полностью голой, та не стеснялась своих эмоций и своего тела, которое вряд ли бы выставили на обложку журнала «Maxim». В нем имелись стандартные несовершенства: целлюлит, жировые складки, непропорциональность членов, но это никак нельзя было назвать уродством. Напротив, хотелось этим вдохновляться как уникальной красотой.