— Шесть гамбургеров и три кофе. Двенадцать долларов и восемьдесят шесть центов, включая налог.
Сумма показалась мне чрезмерно высокой, но спорить с официантом не имело никакого смысла. Я протянул ему три купюры по пять долларов, и он начал обшаривать карманы в поисках сдачи. Нервно хохотнул, даже сумел покраснеть.
— У меня нет мелочи, — и такая печаль звучала в его голосе, что я едва не погладил его по головке, лишь бы он не заплакал.
— Я в этом не сомневался.
— Я могу сбегать за ней.
— Не надо. Кстати, если вам надоела эта работа, в Лос-Анджелесе есть неплохие актерские школы.
Его это заинтересовало.
— Вы думаете, меня возьмут?
— Учиться — нет, но вот учить, вполне возможно.
После его ухода я переложил свою порцию на тарелку, а поднос с остальным отнес королю и Скейлзу. Постучал в дверь три раза, громко объявил, что я — Маккоркл. Услышал, как отодвинули засов, а потом Скейлз трижды заставил меня назваться, прежде чем повернул ключ в замке и открыл дверь.
— Гамбургеры и кофе, — я переступил порог, опустил поднос на письменный стол. Король сидел в кресле, полностью одетый. Скейлз был в порванном синем костюме.
— Туман еще больше сгустится, мистер Маккоркл? — спросил Скейлз.
— Скорее всего. В этом случае мы с Падильо переберемся в ваш номер.
Король уже принялся за гамбургер, но набитый рот не мешал ему задавать вопросы. Его интересовало, кому выгоден туман — нам или им. По крайней мере, так я расшифровал его вопрос.
— Им. Нам в любом случае придется бодрствовать. А они могут выспаться, а потом ударить под прикрытием тумана.
— И когда, по-вашему, они...
— Не знаю. Главное, держите дверь на замке, пока мы не придем сюда.
Вернувшись к себе, я заметил, что даже за то короткое время, что я отсутствовал, туман заметно сгустился. Я вновь выложил револьвер на стол, рядом поставил тарелку с гамбургерами и кофе и принялся за еду, поглядывая в окно. Впрочем, смотреть было не на что. Я уже не видел даже окна номера, в котором двое мужчин ждали, когда их убьют. Или попытаются убить. Мимо моего окна проехала машина, остановилась в десятке метров, так что я видел задние огни.
Я как раз допил кофе, когда в дверь постучали. Падильо. Лицо его было чернее тучи.
— Туман все гуще.
— Я знаю.
— Я иду за Вандой. А ты поднимайся к ним.
Я сунул револьвер в карман, и мы зашагали вдоль бассейна. Еще одна машина медленно проехала мимо. Я не сумел разглядеть, какой она марки и сколько людей сидит в кабине. Хотя мы смотрели во все глаза. Внезапно задние огни погасли, но мотор работал, то есть машина по-прежнему двигалась в направлении комнаты, в которой были Скейлз и король.
А потом двигатель взревел, словно водитель резко увеличил скорость машины. В тумане мы ничего не видели, пока он не нажал на тормоза и впереди не засветились две рубиновые полоски.
Падильо выругался и бросился бежать к машине. И тут же прогремел взрыв. Не выстрел, но взрыв, гулкий, громкий. А прежде чем стихло эхо, раздался второй, за ним — третий. Затем в повисшей над бассейном тишине дважды хлопнули закрывающиеся дверцы. Рубиновая полоска исчезла, вновь взревел двигатель, и машина помчалась к выездным воротам.
К тому времени мы уже были в номере короля и Скейлза. Падильо выхватил пистолет, но стрелять было не в кого. Его лицо разочарованно вытянулось. Кое-кто из постояльцев высунулись из дверей и спрашивали друг друга и туман, что, собственно, произошло, но никто не мог ответить ничего вразумительного. Дверь в номер сорвало с петель. Как и дверь в ванную. Но лампа в ванной каким-то чудом уцелела. Единственная в номере. Все остальные разлетелись вдребезги.
Одним из взрывов разнесло кровать. И ошметки поролонового матраса валялись по всей комнате. От письменного стола и стульев остались одни щепки. Картины слетели со стен. Дымились внутренности разбитого телевизора. Падильо заглянул в ванную и вернулся со стаканом воды. Вылил на телевизор. Что-то зашипело, и дым прекратился.
В номере не осталось ни одной целой вещи. Осколки зеркала, висевшего над письменным столом, валялись на полу. Из всех окон повылетали стекла. На стене у письменного стола темнело бурое пятно. При тщательном рассмотрении выяснилось, что это кофе. Падильо медленно поворачивался, стараясь ничего не упустить. Наконец, он сунул пистолет за пояс. Свой револьвер я так и не достал, потому что в очередной раз забыл о нем. Падильо покачал головой, недоуменно посмотрел на меня.
— Что-то здесь не так.
— Да, конечно, — кивнул я. — Не хватает изувеченных тел.
— А также забрызганных кровью стен и оторванных конечностей.
— Это означает, что дома никого не было.
— Это означает кое-что другое.
— Что именно?
— Нас обвели вокруг пальца. Надули.
Оглядел комнату и я.
— Возможно, мы того заслуживали. Я, конечно, посторонний, так что мое мнение не в счет.
Падильо наклонился и поднял клочок поролона. Понюхал, бросил на пол.
— Гранаты. Три.
— Мне показалось, что я слышал три взрыва. Падильо пожал плечами.
— Должно быть, у них был повод.
— У короля и Скейлза?
Он кивнул.
— Повод для чего?
— Чтобы убежать от нас, — он обвел комнату прощальным взглядом. — Кажется, я знаю, что это за повод.
— И что же это за повод?
— Очень и очень весомый.
Глава 19
Падильо и Ванда Готар сели в «форд», а я пошел к ночному администратору. Но в кабинете меня встретил тот самый грустноглазый официант, что приносил мне гамбургеры и кофе: ночной администратор дожидался полицию в разбомбленном номере, качая головой и цокая языком.
— Вы слышали взрывы? — спросил меня юноша. — Бабахнуло что надо.
— Я туда заглянул.
— Знали этих двух парней?
— Да, случайные знакомые. Они спешили на самолет, а потому дали мне денег, чтобы я расплатился, если за ними остался долг.
— Да нет, вроде все в порядке. За номер уплачено. Хинкли первым делом это проверил. Хинкли — это ночной администратор.
— А вот у меня он ничего не спросил, — я обернулся на женский голос. Дама средних лет с пышной прической сидела за коммутатором. — Они звонили в другой город и не заплатили ни цента.
Я вытащил бумажник.
— Я с радостью заплачу.
— Они могли бы сделать это сами, — продолжала возмущаться женщина. — Многие думают, что они могут не платить по счету, раз это мотель и за номер плату вносят вперед. И телефонной компании это не нравится.
— К черту телефонную компанию, — процедил юноша.
— Надо бы записывать телефонные номера тех, кто останавливается в нашем отеле, — гнула свое женщина. — И, тогда, если они позвонят в Гонолулу или Нью-Йорк и удерут, не заплатив, я бы позаботилась о том, чтобы эту сумму внесли в их месячный счет по домашнему адресу. Телефонная компания с удовольствием мне в этом поможет.
— Это миссис Хинкли, — тихим голосом пояснил мне юноша. — Раньше она работала в телефонной компании. И до сих пор полагает, что важнее учреждения на свете нет. Знаете, что я думаю?
— Что?
— Это — монополия, и, кажется, я нашел способ отыграться.
— Как?
— Вы знаете, что вместе с ежемесячным счетом телефонная компания присылает конверт, в котором вы можете отправить ей квитанцию об оплате?
Я кивнул.
— Так вот, на конверте указан только их адрес. Понимаете, к чему я клоню?
— Нет.
Он наклонился ближе, не желая доверять своего секрета кому-либо еще.
— Я бы не наклеивал на конверт марку, — прошептал он. — И им придется заплатить за нее. А теперь представьте себе, что так сделают все. Сколько у нас телефонов? Миллионов пятьдесят, сто?
— Допустим, пятьдесят.
— Итак, пятьдесят миллионов перемножим на шесть центов. То есть каждый месяц телефонной компании придется платить почте по три миллиона.
— Дельная мысль, — кивнул я. — Я поделюсь ею со своими друзьями.
— Думаю, она понравится многим.