Но произнесла только:
— Мигель, ты был и остался дурачком. Переходи улицу, мы пойдем к команданте.
— Команданте? — спросил Мигель. — Что мне у него делать?
Она почувствовала его дыхание на своей шее и испугалась. Мигель обнял ее за плечи, отвел в тень подъезда. Она не воспротивилась, что-то подсказывало ей, что Мигелю сейчас лучше не видеть выражения ее лица. Ворота во двор открыты, он вел ее к гаражу, там кто-то чинил штабной грузовик, слышались удары молотка по железу. Мигель увлек ее в проход между двумя поврежденными грузовиками.
— Даниела, пойми же, что происходит, — шептал он. — Начинается вторжение, и вам не удержать его; я в одной из передовых групп... — Он быстро огляделся. — Нам нужен «джип», это страшно важно! Ты должна нам помочь, потому-то я сегодня и пришел. В вашем гараже не найдется ничего подходящего?
— Что такое ты говоришь! — воскликнула она.
Его рука закрыла ей рот, сама она держалась за ручку автомобильной дверцы и тяжело дышала. От его прикосновения Даниела словно оцепенела. Но самое ужасное: что бы он ни говорил и что бы ни делал, одна мысль сверлила ее мозг: «...это мой Мигелито, он пришел ко мне, он любит меня... и нашего сыночка тоже... Он рисковал жизнью, и не раз, чтобы прийти ко мне, и я не должна, я не хочу, не хочу снова потерять его. Это ведь его последний шанс, и если он им не воспользуется и не порвет со своими сообщниками, он погибнет... а тогда... тогда я тоже не хочу больше жить».
— Неужели ты веришь, что Фидель удержится? —- голос Мигеля доносился откуда-то издалека. — Он зашел чересчур далеко, и янки свалят его. Ты не представляешь, сколько оружия они погрузили на корабли! Даниела, помоги мне! Я думаю только о нас с тобой! Возвращайся в Гавану, к матери и Роберто, а я скоро приеду за вами. Поверь мне, через несколько дней вся эта чертовщина окончится, и мы заживем счастливо...
— Ты ничему не научился, ты ничего не понимаешь, как и тогда... — Голос изменил ей, она чуть не задохнулась. — Ах, лучше бы ты вообще не приходил!
— «Джип» нам понадобится не раньше шести, — продолжал он. — Подумай хорошенько! Ровно в шесть на подъеме к Пико-Оркидеа, у рекламного щита пива «Гудеар». — Голос его сделался умоляющим. — Даниела, сейчас наша судьба в твоих руках.
— Нет! — Она закашлялась. — Не в моих, а в твоих! Решено, Мигель: ты явишься с повинной! Немедленно, Мигель, сейчас же, не то... ты погибнешь! И твой Роберто останется сиротой! Зачем же ты дал ему жизнь, если хочешь сделать сиротой! И вдобавок сыном контрреволюционера!
Она уперлась руками в грудь Мигеля, толкая его к выходу из гаража. Несколько секунд они молча боролись. Он вдруг отпрянул от нее с пистолетом в руке. Даниела смотрела на него, ничего не понимая, пока не сообразила, что это ее собственный пистолет. Мигель положил его на мотор машины.
— Ты хочешь выдать меня? Тогда застрели на месте!
На какое-то мгновение она поймала взгляд Мигеля — в нем блестело поддельное мужество, его прежняя хвастливая самоуверенность. Потом он повернулся и пошел... Медленно, уверенный в успехе своего дела, он — фальшивый герой, враг! Его уверенность взбесила Даниелу. Схватила пистолет, сняла с предохранителя... Вот его фигура в светлом прямоугольнике ворот. «Я ненавижу тебя, ненавижу! — кричало в ней. — Ты сломал мою жизнь!» Но не выстрелила. Отчего дрожит рука? Ей далее не требуется стрелять в него, достаточно выстрелить в воздух — и сразу сбегутся часовые, достаточно просто закричать... Но она только застонала. Да ведь это все уже однажды было с ними: вот Мигелито, он уходит, и теперь им не встретиться никогда!
Глава 6
Когда Рамон Кинтана прибыл в Эсперансу, он, к своему неудовольствию, узнал, что Карлос вернулся и намерен поручить ему новое задание. Из Сьенфуэгоса прибыл батальон милиции, сейчас он отдыхал в тени деревьев сквера перед ратушей. Батальон, сообщили ему, готов к маршу, и ждут только его. Он, дескать, должен указать батальону новые позиции и усилить тем самым кольцо окружения. Карлос ни за что ни про что отнял у него оперативную группу, это странно. Нет, правда, такого отношения он не заслужил! В его крови звенели еще отзвуки боя один на один, он кожей чувствовал огонь «Тумбы катро», ощущал запах дыма и видел, казалось, его клубы, которые относило на юг, в сторону Карибского моря. И слышал одновременно слова начальника штаба, резкие и недвусмысленные. Он не стал больше покрывать Карлоса; после того, как он высказал свои подозрения, они отнюдь не улетучились, наоборот — как-то сгустились. Начальник штаба отнесся к ним весьма серьезно и приказал немедленно разобраться в деле Карлоса Паломино. Рамон решил не уезжать из Эсперансы до появления следственной комиссии.