— И машина есть? — улыбнулся Кувакин.
— Прекрасная, теплая, уютная машина! Мы будем ехать по городу, смотреть по сторонам, перебрасываться словами… А какой там идет снег, Коля! Боюсь, что последний снег в этом году! Да, чуть не забыл… Шеф сказал, что Татулин порнографией баловался?
— При обыске нашли несколько снимков. Приобщили к делу. Знаешь, что он мне сказал, когда я ему об этих снимках напомнил? Вы, говорит, хотите меня пристыдить? Хорошо вас понимаю. Да, мне стыдно, мне неловко, я готов сквозь землю провалиться! Но это самое большое наказание, которого я заслуживаю. Считайте, что вы меня уже наказали. Вот так. Хочешь посмотреть?
— С удовольствием.
— Удовольствия мало. Надо иметь очень большое воображение, чтобы там что-то увидеть… — Кувакин полез в стол, снова достал серую папку и так же осторожно принялся переворачивать страницы. Добравшись до зеленоватого конверта, он вынул пачку снимков, не глядя, протянул Демину. И даже отвернулся, чтобы не видеть, как тот будет их рассматривать. — Работа унылая, любительская, — проворчал Кувакин. — К делу эти снимки отношения не имеют, скорее характеризуют личность Татулина, дают представление, что за тип… А как продукция — полная бездарность. Да и красотки, как говорится, оставляют желать лучшего.
— Это меня и настораживает, — проговорил Демин, рассматривая снимки. Он долго вертел перед глазами один из них, потом протяжно вздохнул и замер над небольшим, серым, плохо отпечатанным снимком.
— Ну? Ты что? — забеспокоился Кувакин.
— Это Селиванова. — Демин бросил снимок на стол.
Кувакин как-то диковато глянул на Демина, схватил снимок.
А Демин тем временем вынул из кармана фотографии Селивановой, прихваченные им во время обыска.
— Это она же… Из ее альбома.
— Точно она, — хрипло сказал Кувакин. — Выходит… По стой, постой. Выходит… А ну-ка брось мне остальные снимки… Черт! Это же надо! Вот эту даму, которая здесь в чем мать родила, я вчера допрашивал.
— Ее Татулин назвал?
— Да.
— Теперь-то уж мы обязательно должны проведать Григория Сергеевича. Теперь-то он назовет и адрес этой квартирки. — Демин постучал пальцем по фотографиям. — И еще кое-что расскажет. Расскажет, убей меня бог.
— Валя, по снимкам можно установить — именно в этой ли квартире происходили события? — Кувакин вопросительно посмотрел на Демина. — Смотри, здесь виден узор обоев, какое-то пятно, вот что-то вроде гвоздя…
— Этого вполне достаточно, — сказал Демин. — Более чем достаточно. И скажу тебе, Коля, что если в деле появится фотоаппарат, кассеты к нему, мы можем наверняка сказать — этим аппаратом снимали сии постыдные вещи или нет, эти ли кассеты использовали.
— Валя, когда ты говорил о почерках, тебя было интересно слушать, но когда ты понес эту ахинею про кассеты…
— Не веришь? — удивился Демин. — Коля, это же очень просто. Посмотри на этот снимок… Видишь, негатив отпечатан полностью, то есть при печати снимок не кадрировался, лишнее не обрезалось… Это говорит, кроме всего прочего, о мастерстве фотографа, невысокий у него класс, любительский. На снимке даже бахрома от кассеты отпечаталась. Этот кадр, видно, расположен у самого конца пленки… По волокнам бахромы можно наверняка установить — использовалась именно эта кассета или другая.
— А фотоаппарат? — озадаченно спросил Кувакин.
— То же самое. Когда негатив отпечатан полностью, на нем всегда виден срез рамки фотоаппарата. Если на рамке есть повреждения, вмятины, заусенцы, они получаются и на снимке. Возможно, невидимые простым глазом, но это уже дело техники.
— Все понятно, — сказал Кувакин. — Нужна экспертиза.
— Для экспертизы нужно еще найти фотоаппарат, кассеты, квартиру… Послушай, при обыске у Татулина, у женщин, которых он называл, не попадался фотоаппарат?
— Попадался, — кивнул Кувакин, — у Татулина. И пленку нашли, она тоже в деле.
— Ну, вот, видишь, как хорошо все складывается. Не у него ли и снимки эти делали?
— Нет, — уверенно сказал Кувакин. — У Татулина другие обои. Пока шел обыск, я насмотрелся на них. Здесь мелкий рисунок, а у Татулина по стене громадные розы, как кормовые.
— Жаль, — сказал Демин. — Но с другой стороны, все было бы слишком просто, узнай мы сразу, что Григорий Сергеевич занимался столь невинным занятием у себя дома. Да и дураком надо быть совершенно круглым.
— Татулин не дурак, — серьезно сказал Кувакин. — Просто ему очень хочется, чтобы его принимали за такового.
— Ладно-ладно, нашел кого защищать! Скажи, у него дома не нашлось какой-нибудь записной книжки, блокнотика…